Автор неизвестен - Лубочная книга

Он возник в среде образованных слоев населения, причем происхождение его не совсем ясно. Лубом называется липовая кора, и, по версии И. М. Снегирева, определение «лубочный» связано с липовыми досками (называемыми в просторечье «лубом»), на которых вначале гравировались первые народные гравюры. Однако Н. А. Трахимовский считал, что слово это происходит от лубяных коробов, в которых разносили свой товар бродячие торговцы — офени, а И. Е. Забелин — от тех же коробов, с раскраски которых заимствовалась картинка, используемая в народной гравюре. Так или иначе, к середине XIX века этот термин стали применять для обозначения всего, сделанного наскоро и некачественно. Поэтому и народную литературу, расцениваемую по критериям «высокой», стали пренебрежительно называть лубочной. Обычно на обложках подобных изданий была картинка, близкая по характеру изображения и раскраски к народной гравюре, что сближало их с лубочной картинкой, не говоря уже о частичной преемственности в сюжетах и жанрах.

С конца XVIII века лубочная словесность выделилась в автономную, весьма процветающую сферу книжного дела. Издатели «народных» книг были выходцами из крестьянской, мещанской или купеческой среды (Е. А. Губанов, Ф. М. Исаев, И. А. Морозов, А. А. Холмушин и др.) и сумели, как отмечал академик А. Н. Пыпин, «известным образом удовлетворить книжные потребности народа, дать ему целую энциклопедию полезных и увеселительных книг, по его умственным и по его материальным средствам. Народный и средний (мещанский и купеческий) читатель отчасти и не мог купить серьезной книги, а отчасти не мог ее понять <...> он не мог читать настоящего Пушкина или Жуковского (не говорим о немногих исключениях в роде сказок), потому что ему недоступен был весь этот уровень литературного развития, и читал Бову Королевича, песенники и подобную беллетристику» [4] Пыпин А. Народная грамотность. // Вестник Европы. — 1891. — № 1. — С. 274. .

В наибольшей степени приближала лубочную книгу к крестьянину уникальная форма ее распространения. Если другие сферы книжной торговли исходили из того, что покупатель приходит за нужным изданием, то здесь книга «приходила» к покупателю. Удачная обложка и выразительное заглавие гарантировали успешный сбыт, так как малограмотный крестьянский читатель плохо ориентировался в лубочной литературе и не мог за короткий срок просмотреть книгу. Поэтому заглавие и обложка должны были «завлечь» читателя, акцептируя наиболее выигрышные моменты сюжета, иногда они вообще были слабо связаны с содержанием. Основную часть лубочных книг распространяли офени, регулярно обходившие большие регионы Европейской части России. Они в коробе приносили брошюры в один-два печатных листа в деревню, где за три — пять копеек сбывали (нередко «променивая» на продукты) желающим.

Книги, которые составляли лубочный репертуар, разными путями и в разное время вошли в состав этой литературы. Самым давним по времени возникновения разделом лубка была религиозная литература, прежде всего — жития святых (к числу наиболее любимых народом принадлежали жития Тихона Задонского, Сергия Радонежского, Кирилла и Мефодия, Алексия человека божия, Зосимы и Савватия Соловецких).

Высокой популярностью пользовались авантюрные рыцарские повести о Бове королевиче и Еруслане Лазаревиче, «История о храбром рыцаре Францыле Венциане и о прекрасной королеве Ренцывене», повесть «Гуак, или Непреоборимая верность», проникшие на Русь еще в XVI—XVII веках.

Источником повести о Бове королевиче является старофранцузский стихотворный рыцарский роман XIII века о Бово д’Антона, который распространился в средневековье по всей Европе и не позднее середины XVI века попал на Русь. В дальнейшем одновременно бытовало несколько рукописных редакций, подвергавшихся постоянным переделкам. «Русский читатель узнал эту повесть… как рыцарский роман, и лишь в итоге бытования повести в среде, тяготевшей к фольклору, она приобрела черты богатырской сказки, а в XVIII веке соседство с галантными «гисториями» стерло рыцарские элементы и превратило Бову и Дружневну в героев любовного романа» [5] История русской литературы. — М.; Л., 1948. — Т. 2. Ч. 2. — С. 104. . В XVII — начале XVIII века повесть о Бове входила в крут чтения высших социальных слоев, лишь с середины XVIII века она «спустилась» к провинциальному дворянству, мелким чиновникам, разночинцам, купцам и даже крестьянам. Тогда же (с 1760-х годов) начали выходить печатные издания повести о Бове, значительно фольклоризированные и русифицированные, причем, как и в рукописной традиции, одновременно существовало несколько вариантов текста. Повесть регулярно переиздавалась (нередко в один год выходило несколько разных изданий), всего, по неполным данным, со второй половины XVIII века по 1918 год она была выпущена более двухсот раз.

Несмотря на некоторые географические «прикрепления», действие повести происходит не в каком-либо хронологически и топографически локализованном месте, а в условном сказочном мире, частично даже русифицированном. Язык ее довольно прост и приближен в ряде мест по фразеологии и лексике к языку русских сказок. Уже сам факт длительного бытования книги указывает на некоторую универсальность этого произведения, его обращенность к различным читательским вкусам. И действительно, в тексте ее можно выделить целый ряд смысловых слоев. В основе повествования — бродячий сюжет, схожий со сказочным, кроме того, за счет русификации повесть стала чрезвычайно близкой фольклору. В центре ее — бесстрашный, необычайно сильный и удачливый воин. В русском государстве, процесс исторического формирования которого был связан с защитой от набегов и постоянными военными действиями, воин-богатырь имел высокий престиж и вызывал всеобщий интерес (особенно в период проникновения повести на Русь). Кроме того, герой очень красив и является галантным любовником, что обеспечивало повести симпатии женской части аудитории. Наконец, христианин Бова, невинно гонимый и страдающий, был близок к персонажам хорошо знакомой читателям житийной литературы, что также усиливало доступность и понятность повести. Популярность, завоеванная повестью в самом начале бытования на Руси, в дальнейшем поддерживалась широкой известностью (за счет фольклорных версий и лубочных картинок) и давностью. Однако многочисленные данные свидетельствуют, что во второй половине XIX века она постепенно выходит из круга взрослого чтения и мигрирует к детскому читателю (типологически сходное явление в рамках более «высокого» слоя литературы можно наблюдать в XIX веке на судьбе «Робинзона Крузо» Д. Дефо и «Путешествий Гулливера» Д. Свифта).

Читать дальше