Автор неизвестен - Лубочная книга

Немалую часть лубочных изданий составляли и книги писателей, писавших специально для этого «раздела» литературы. Имена их сейчас совершенно забыты, хотя во второй половине XIX века они были чрезвычайно популярны в народной среде. Среди них мещанин В. Я. Шмитановский, автор многих стихотворных пересказов русских народных сказок и преданий; отставной офицер В. Суворов, специализировавшийся на исторической беллетристике; выходец из родовитой, но обедневшей дворянской семьи Н. М. Пазухин, писавший в основном «страшные» и «ужасные» рассказы; автор бытовых повестей В. А. Лунин (псевдоним — Кукель) и другие. Наибольшей известностью из лубочных литераторов во второй половине XIX века пользовались Иван Семенович Ивин, автобиография которого помещена в приложении к данному сборнику, и Михаил Евдокимович Евстигнеев (1832—1885), которого А. П. Чехов (на основе бесед с ним) характеризовал как человека, «прошедшего огонь, воду и медные трубы» [9] Сведения о дате рождения и раннем периоде биографии Евстигнеева разысканы для статьи о нем в словаре «Русские писатели» Б. Л. Бессоновым и Н. М. Букштынович. . Незаконный сын мещанина и отпущенной на волю крепостной, он окончил в Петербурге Технологический институт (учебное заведение типа техникума, где обучали различным ремеслам) со званием подмастерья, потом занимался на разных фабриках и заводах кожевенным и писчебумажным делом, много скитался по стране. С конца 1860-х годов Миша Евстигнеев (так он подписывал свои произведения) стал присяжным поставщиком книг для московских лубочных издателей А. И. Манухина и А. В. Морозова. Как свидетельствовал в письме А. П. Чехову лично знавший Евстигнеева М. М. Дюковский, «человек в высшей степени добрый и чрезвычайно непрактичный», он «должен был <...> сочинять без отдыху всевозможные повести и рассказы для простого народа, руководства по архитектуре, агрономии, всевозможные сборники, альманахи, календари, поварские книги, описывать выдающиеся события, чертить географические карты, рисовать различные картинки и клеить детские театры» [10] ОР ГБЛ, ф. 331, к. 42, д. 54. , получая за это гроши. Излюбленным жанром, доставившим Евстигнееву известность, были «увеселительные» рассказы с выразительными названиями: «Говорящий покойник, или Вот так смерть!», «Дюжина сердитых свах и сударь в дамской шляпке», «Не жениться — горе, а жениться — вдвое!», «Сплетницы-трещотки, или Из мухи слон» и т. п. Беря за основу анекдотический случай и пародийно утрируя речь персонажей из купеческой, мещанской и мелкочиновной среды, Евстигнеев добивался прямолинейного и непритязательного комического эффекта. Сочувственное отношение к своим незадачливым героям не мешало ему шаржированно живописать крах их надежд и чаяний в результате столкновения с прозой быта.

В завершение обзора источников лубочной литературы следует отметить, что в нее вошло небольшое число произведений русских классиков XIX века, чаще всего — использующие фольклорные сюжеты или посвященные народной жизни (басни И. А. Крылова, сказки А. С. Пушкина, «Песня про купца Калашникова…» М. Ю. Лермонтова, ряд сказок Л. Толстого и др.). Публикации книг классических авторов чаще всего мешало то обстоятельство, что лубочные издатели не хотели тратиться на покупку прав на издание у наследников.

Таким образом, «народная» книжность формировалась на протяжении многих лет и была чрезвычайно разнообразна по своему составу. Войдет книга в набор постоянно переиздаваемых или будет сразу же забыта — решалось на основе мнения читателей, доносимого до издателей офенями. За долгие годы лубочная книга «приноровилась» к вкусам и интересам народного читателя и была признана им «своей». Важной предпосылкой этого была тесная связь лубка с устной народной словесностью. Значительная часть текстов представляла собой обработки фольклора, то есть изначально соответствовала вкусам крестьянского читателя. Другие произведения создавались авторами (обычно — разночинцами, близкими к простому народу) с ориентацией на народное мировоззрение и поэтику фольклора (обращения к читателю в прозе, стандартные формулы и «народный стих» в поэзии и т. д.). Подобно фольклору, лубок обычно не фиксировал имени автора текста, не предполагал наличия канонической его версии (одновременно сосуществовали различные варианты произведения, принадлежащие перу разных обработчиков), так же как разные сказители по-своему излагали сказку или былину. И наконец, чрезвычайно важно, что, как и фольклор, этот тип словесности многими потребителями воспринимался (в силу их неграмотности или малограмотности) на слух, в процессе коллективных читок — в кругу семьи, соседей или отходнической артели. На селе существовала традиция коллективного чтения по воскресным и праздничным дням, а зимой и в будни. Например, отвечая на анкету Н. А. Рубакина, крестьянин из Калужской губернии писал в 1889 году: «Для совместного чтения у нас удобное время весна, потому что тепло, народ выходит по улицу, кто-нибудь выносит книгу, начинает читать, и со всех концов собираются слушатели. Это всегда бывает в праздник…» [11] ОР ГВЛ, ф. 358, к. 5, д. 1, л. 12. Услышанные произведения запоминались крестьянами и в дальнейшем пересказывались другим и нередко переходили в фольклор.

Для характеристики круга крестьянского чтения и места в нем лубочной книги приведем свидетельства того же крестьянина. Он писал, что в его деревне «книги духовного содержания охотно читаются — жития святых, священная история Ветхого и Нового завета, а псалтири у нас читают только по усопшим, мужики говорят «жития святых нам понятней» и слушают их приятней <...> Сказки у нас читают всякие, какие попадут: изданий Манухиной, Сытина, больше всего читают (следующие книги. — А. Р. ): «Еруслан Лазаревич», «Бова Королевич», «Громобой», «Портупей-прапорщик», была у нас в деревне «Тысяча и одна ночь», арабские сказки, которую с любопытством слушали» [12] Там же, л. 12—13. . Сказки, повести и романы читались главным образом молодежью. Так, например, поэт Е. Е. Нечаев, сын рабочего, вспоминал: в середине 70-х годов к ним «стал заходить молодой коробейник, с которым я подружился; коробейник приносил сказки лубочного издания, за ночлег, ужин и чай он дарил мне всякий раз книжку в 36 страниц, самого разнообразного содержания: «Солдат Яшка — красная рубашка», «Еруслан Лазаревич», «Живой мертвец» и проч., а позднее преподнес мне роман «Медвежья лапа». Поэт Г. И. Шпилев уже в начале XX века «читал все попадавшее в <...> руки, но главным образом лубочные издания, вроде «Бовы королевича», «Еруслана Лазаревича», «Битвы русских с кабардинцами…» и т. п. В лубочном же издании и изложении я прочитал про «Илью-Муромца» и «Тараса Бульбу». «Тарас Бульба» мне понравился, и это заставило меня, уже позже, прочитать его у Гоголя» [13] Цит. по: Современные рабоче-крестьянские поэты в образцах и биографиях. — Иваново-Вознесенск, 1925. — С. 3—4, 31. .