Джон Ирвинг - Дорога тайн

Когда они подъехали к цирку, Ривера расплакался; дети свалки знали, что местная анестезия не прошла, тем не менее хозяин свалки был слишком расстроен и не мог вымолвить ни слова.

– Мы знаем, что ты будешь рад нашему возвращению в Герреро, jefe , – сказала Лупе. – Передай Ривере, мы знаем, что его хижина – эта наша хижина, если нам когда-нибудь понадобится вернуться домой, – сказала Лупе Хуану Диего. – Скажи, что мы тоже скучаем по нему.

Пока Хуан Диего все это говорил, Ривера на пассажирском сиденье продолжал плакать – его широкие плечи вздрагивали.

Просто удивительно, что, когда тебе тринадцать или четырнадцать лет, ты можешь принимать чью-то любовь как должное и при этом (даже когда в тебе нуждаются) чувствовать себя совершенно одиноким. В «Circo de La Maravilla» дети не были брошены, но они перестали доверять друг другу и больше не доверяли никому.

– Удачи тебе в работе над тем, что ты делаешь, – сказал Хуан Диего Ривере, когда хозяин свалки покидал Синко-Сеньорес, чтобы вернуться в Герреро.

– Дело мудреное, – повторила Лупе, словно разговаривая сама с собой.

(После того как «фольксваген-жук» Пепе уехал, ее мог слышать только Хуан Диего, но он не слушал.) Хуан Диего думал о своем собственном мудреном деле. Если уж говорить о смелости Хуана Диего, то проверить это можно было только в главном шатре «Небесной прогулкой» на высоте восьмидесяти футов без сетки. По крайней мере, так сказала Долорес, и Хуан Диего ей поверил. Соледад тренировала его, обучала в палатке для молодых акробаток, но Долорес сказала, что это ничего не значит.

Хуан Диего вспомнил, что ему снилась прогулка по небу – еще до того, как он узнал, что это такое на самом деле, когда они с Лупе еще жили в лачуге Риверы в Герреро. И когда Хуан Диего спросил сестру, что она думает о его сне, в котором он ходит вверх ногами по небесам, она, как всегда, приняла таинственный вид. Все, что он сказал сестре о сне, было: «В жизни иногда наступает момент, когда нужно отпустить то, за что держишься обеими руками».

– Это сон о будущем, – сказала Лупе. – Это сон о смерти, – так она выразилась.

Долорес описала ему решающий момент, когда нужно отпустить руки – обе руки.

– Я никогда не знаю, в чьих руках нахожусь в этот момент, – сказала Долорес. – Может, у этих чудесных Дев волшебные руки? Может быть, в этот момент я в их руках. Не думаю, что тебе стоит об этом думать. Нужно сосредоточиться лишь на своих ногах – на каждом своем шаге. В жизни каждого, я думаю, всегда наступает момент, когда ты должен решить, где твое место. В этот момент ничьи руки тебя не держат. В этот момент все ходят по небу. Может быть, все великие решения принимаются без сетки, – сказала Хуану Диего Долорес, сама Дива цирка. – В жизни каждого наступает момент, когда ты должен больше ни за что не держаться.

На следующее утро после поездки «Circo de La Maravilla» спал допоздна – во всяком случае, «допоздна» для цирка. Хуан Диего рассчитывал встать пораньше, но встать раньше собак проблематично. Хуан Диего попытался выскользнуть из собачьей палатки, не вызвав подозрений; естественно, любая собака, которая не спала, захотела бы выскочить с ним.

Хуан Диего встал так рано, что его услышала только Пастора; она уже проснулась и расхаживала туда-сюда. Конечно, овчарка не понимала, почему Хуан Диего не взял ее с собой, когда выходил из палатки. Вероятно, это Пастора и разбудила Лупе, после того как Хуан Диего ушел.

На аллее с палатками труппы никого не было. Хуан Диего высматривал Долорес; она вставала рано ради пробежек. В последнее время, похоже, она бегала слишком много или слишком интенсивно; иногда по утрам ее тошнило. Хотя ему нравились длинные ноги Долорес, Хуан Диего не одобрял ее безумного бега. Какому хромому мальчику нравится бег? И даже если ты любишь бегать, зачем бежать, пока тебя не стошнит?

Но Долорес относилась к тренировкам серьезно. Она бегала и пила много воды. Она считала, что необходимо и то и другое, дабы ноги не сводило судорогой. Долорес говорила, мол, не хотелось бы, чтобы такое случилось во время «Небесной прогулки» – на высоте восьмидесяти футов, когда только ступня в веревочной петле удерживает тебя на горизонтальной лестнице.

Хуан Диего тешил себя мыслью, что ни одна из девушек акробатической труппы не готова заменить Долорес в качестве Дивы цирка; Хуан Диего считал, что после Долорес он лучший небоходец в «La Maravilla» – хотя бы на высоте двенадцати футов.

Но совсем другое дело – в главном шатре. Под его купол все воздушные гимнасты взбирались по канату с узлами. Узлы на толстой веревке были расположены так, чтобы служить опорой для рук и ног, – этими узлами пользовались и Долорес, и сексуально озабоченная аргентинская пара.

Для Хуана Диего подниматься по такому канату не было проблемой; у него была крепкая хватка (он, вероятно, весил примерно столько же, сколько Долорес), его руки могли легко дотянуться до следующего верхнего узла, и его здоровая нога могла надежно опираться на нижний узел. Он подтягивался все выше и выше; взбираться по канату – это как разминка, но Хуан Диего сосредоточенно смотрел перед собой – только вверх. Вверху, под куполом шатра, он видел лестницу с веревочными петлями – с каждым его подтягиванием лестница становилась все ближе.

Но подъем на восемьдесят футов – это долго (рывок за рывком, от узла к узлу), и проблема была в том, что Хуан Диего не осмеливался посмотреть вниз. Он не спускал глаз с веревочных перекладин лестницы для прогулок по небу; он сосредоточил внимание на верхней точке купольного свода, которая медленно приближалась с каждым рывком.

– У тебя другое будущее! – услышал он голос Лупе, говорившей ему эти слова и прежде.

Хуан Диего знал, что лучше не смотреть вниз – он продолжал подниматься. Он уже был почти наверху, он миновал площадки для воздушных гимнастов. Он мог бы дотянуться до трапеций, но для этого надо было отпустить веревку, а он не отпустил бы ее – даже одной рукой.

Он миновал и прожектора, почти не заметив их, потому что свет был выключен. Но он невольно отметил, что лампы в направленных вверх прожекторах не горят. Прожектора должны были освещать небоходца, но также и веревочные перекладины самым ярким светом.

– Не смотри вниз, ни в коем случае не смотри вниз, – услышал Хуан Диего голос Долорес.

Должно быть, она закончила пробежку, потому что он слышал, как ее рвет. Хуан Диего не посмотрел вниз, но голос Долорес заставил его остановиться; мышцы его рук ныли от напряжения, но он чувствовал себя сильным. И он был почти у цели.

– Другое будущее! Другое будущее! Другое будущее! – кричала ему Лупе.

Долорес по-прежнему рвало. Хуан Диего понял, что они были его единственными зрителями.