Джон Ирвинг - Дорога тайн

– В цирке есть собаки? – спросила Лупе.

Хуан Диего перевел это.

– Да, есть дрессированные собаки. Есть номера с собаками. Соледад готовит новых акробатов, включая воздушных, но у тех, кто работает с собаками, своя отдельная палатка. Ты любишь собак, Лупе? – спросил Варгас.

Девочка пожала плечами. Хуан Диего мог бы сказать, что Лупе, как и ему самому, нравилась идея попасть в «La Maravilla»; ей просто не нравился Варгас.

– Пообещай мне кое-что, – сказала Лупе Хуану Диего, держа его за руку.

– Конечно. Что именно? – спросил Хуан Диего.

– Если я умру, я хочу, чтобы ты сжег меня на basurero – как собак, – сказала Лупе. – Только ты и Ривера – никто больше. Обещай мне.

– О Господи Иисусе! – воскликнул Хуан Диего.

– Никакого Иисуса, – сказала Лупе. – Только ты и Ривера.

– Ладно, – кивнул Хуан Диего. – Обещаю.

– Вы хорошо знаете эту Соледад? – спросил Эдвард Боншоу доктора Варгаса.

– Она моя пациентка, – ответил Варгас. – Соледад – бывшая акробатка, выступала на трапеции. Большая нагрузка на суставы, особенно на руки – запястья и локти. На все, с помощью чего хватаются и крепко держатся, не говоря уже о падениях, – сказал Варгас.

– Разве для воздушных гимнастов нет сетки? – спросил сеньор Эдуардо.

– В большинстве мексиканских цирков – нет, – сказал Варгас.

– Боже милостивый! – воскликнул айовец. – И вы говорите мне, что этим детям небезопасно в Оахаке!

– Я бы не сказал, что гадалки так уж много падают и что у них нагрузка на суставы, – ответил Варгас.

– Я не знаю, что у всех на уме, – мне непонятно, о чем все думают. Я просто знаю, что думают некоторые, – сказала Лупе; Хуан Диего молчал. – А как быть с теми, чьи мысли я не могу прочесть? – спросила Лупе. – Что гадалка говорит таким людям?

– Нам нужно побольше узнать о вставных номерах. Нам нужно подумать об этом. – Именно так Хуан Диего интерпретировал слова своей сестры.

– Это не то, что я сказала, – возразила Лупе.

– Нам нужно подумать об этом, – повторил Хуан Диего.

– А что насчет укротителя львов? – спросил брат Пепе Варгаса.

– Что именно? – спросил Варгас.

– Я слышал, у Соледад с ним проблемы, – сказал Пепе.

– Ну, вероятно, с укротителями львов непросто жить, – полагаю, что у них на львов уходит немало тестостерона, – сказал Варгас, пожимая плечами. Лупе повторила его жест.

– Стало быть, укротитель львов – мачо? – спросил Пепе Варгаса.

– Так я слышал, – ответил Варгас. – Он не мой пациент.

– Не так уж много падений среди укротителей львов – никаких нагрузок на суставы, – прокомментировал Эдвард Боншоу.

– О’кей, мы подумаем об этом, – сказала Лупе.

– Что она сказала? – спросил Варгас Хуана Диего.

– Мы подумаем об этом, – ответил ему Хуан Диего.

– Ты всегда можешь прийти к «Потерянным детям» – встретиться со мной, – сказал Эдуардо Хуану Диего. – Я посоветую, что читать, мы можем поговорить о книгах, ты покажешь мне, что написал…

– Этот ребенок пишет? – спросил Варгас.

– Да, он хочет писать, он хочет получить образование, Варгас; у него явно талант к языку. Этого мальчика в будущем ждет какое-нибудь высшее учебное заведение, – сказал Эдвард Боншоу.

– Вы всегда можете прийти в цирк, – сказал Хуан Диего сеньору Эдуардо. – Вы можете навестить меня, принести книги…

– Да, конечно, вполне, – согласился Варгас. – Фактически вы можете пешком дойти до Синко-Сеньорес, и «La Maravilla» к тому же устраивает турне. Бывают разовые поездки; дети смогут увидеть город Мехико. Почему бы вам не съездить с ними? Поездки – это своего рода образование, не так ли? – спросил доктор Варгас айовца. Не дожидаясь ответа, Варгас повернулся к niños свалки. – Скучаете по basurero ? Что такого вы там потеряли? – спросил он их. (Все, кто был знаком с niños , знали, как сильно Лупе скучала по собакам, и не только по Грязно-Белому и Диабло. Брат Пепе знал, что это далеко – идти пешком от «Потерянных детей» до Синко-Сеньорес.)

Лупе не ответила Варгасу, и Хуан Диего молча перечислил про себя то, по чему он скучал в Герреро и на свалке. По молниеносному геккону на двери лачуги; по бескрайней пустоши; по разным ухищрениям, на которые он пускался, чтобы разбудить Риверу, спящего в кабине своего грузовика; по тому, как Диабло мог заставить замолкнуть других собак; по погребальным кострам, на которых в торжественной церемонии сжигали на basurero собак.

– Лупе скучает по собакам, – сказал Эдвард Боншоу. (Лупе знала: именно Варгас хотел, чтобы айовец произнес эти слова.)

– Знаете что? – внезапно вопросил Варгас, как будто эта мысль только что пришла ему в голову. – Держу пари, Соледад разрешит этим детям спать в палатке с собаками. Я могу спросить у нее. Не удивлюсь, если Соледад подумает, что собакам это тоже понравится, – тогда все будут счастливы! Порой мир тесен, – сказал Варгас, снова пожав плечами. Лупе снова повторила его жест. – Неужели Лупе думает, будто я не понимаю, что она меня передразнивает? – спросил Варгас Хуана Диего.

В ответ мальчик и его сестра оба пожали плечами.

– Дети в одной палатке с собаками! – воскликнул Эдвард Боншоу.

– Посмотрим, что скажет Соледад, – сказал Варгас сеньору Эдуардо.

– Мне в основном животные нравятся больше, чем люди, – заметила Лупе.

– Дай-ка угадаю: Лупе больше нравятся животные, чем люди, – сказал Варгас Хуану Диего.

– Я сказала – в основном, – поправила его Лупе.

– Я знаю, что Лупе ненавидит меня, – сказал Варгас Хуану Диего.

Слушая, как Лупе и Варгас язвят друг другу или друг о друге, Хуан Диего вспомнил о мариачи [17], музыкальных ансамблях, которые околачивались среди туристов в Сокало. По выходным в Сокало всегда появлялись такие ансамбли – в том числе жалкие группы из средней школы с танцовщицами. Лупе с Хуаном Диего в инвалидном кресле нравилось рассекать толпу. Все уступали им дорогу, даже танцовщицы. «Как будто мы знаменитые», – говорила Лупе Хуану Диего.

Брат и сестра и были знамениты – тем, что постоянно наведывались на улицу Сарагоса; они стали там завсегдатаями. Никаких глупых трюков со стигматами – за вытирания крови никто не дал бы niños ни песо на улице Сарагоса. Слишком много крови обычно проливалось на этой улице; вытирать ее было бы пустой тратой времени.

Вдоль по улице Сарагоса всегда фланировали проститутки и мужчины, которые увязывались за проститутками; во дворе отеля «Сомега» Хуан Диего и Лупе могли наблюдать, как проститутки и их клиенты входят в отель или выходят из него, но ни во дворе отеля, ни на самой этой улице дети никогда не видели свою мать. Не было никаких свидетельств, что Эсперанса работала там, и, возможно, в отеле были и другие гости, не имеющие отношения ни к проституткам, ни к их клиентам. Но Ривера был не единственным, от кого дети слышали, что «Сомега» – это «отель шлюх», и, судя по всем этим бесконечным приходам и уходам, он, безусловно, таким и выглядел.