Джон Ирвинг - Дорога тайн

– Я не пишу о себе, – говорил Хуан Диего в каждом интервью, как и Кларку Френчу сейчас.

Он также объяснил Кларку, обожавшему иезуитские диспуты, что ему (как бывшему ребенку свалки) в юные годы очень помогли иезуиты; он полюбил Эдварда Боншоу и брата Пепе. Хуан Диего иногда даже жалел, что не может побеседовать с отцом Альфонсо и отцом Октавио, – теперь бывший читатель свалки, давно ставший взрослым человеком, был лучше вооружен для споров с такими ужасно консервативными священниками. И монахини в «Потерянных детях» не причинили ни ему, ни Лупе никакого вреда – пусть даже сестра Глория и была сволочью. (Большинство других монахинь хорошо относились к детям свалки. Что касается сестры Глории, то главным раздражителем для нее была Эсперанса.)

И все же Хуан Диего предвидел, что́ его ожидает в компании столь преданного ученика – он снова окажется у Кларка под подозрением как сторонник антикатолицизма. Хуан Диего знал, что Кларка раздражало не то, что его бывший учитель был неверующим. Хуан Диего не был атеистом – просто у него были проблемы с церковью. Кларка Френча огорчала эта парадоксальная ситуация; от неверующего Кларку было бы легче отмахнуться или отвернуться.

Небрежно прозвучавшая реплика Кларка насчет Д и К – не самая приятная тема для практикующего акушера-гинеколога, как показалось Хуану Диего, – отвлекла доктора Кинтана от дальнейших дискуссий литературного характера. Хосефе явно хотелось сменить тему – к большому облегчению Хуана Диего, если не мужа.

– Там, где мы остановились, там, боюсь, одни мои родственники – это семейная традиция, – сказала Хосефа, улыбаясь скорее неуверенно, чем извиняясь. – Я могу поручиться за это место – убеждена, вам понравится «Энкантадор». Но я не могу поручиться за каждого члена моей семьи, – осторожно продолжила она. – Кто на ком женат, кто никогда не должен был жениться – их там много, много детей, – тихо сказала она и замолчала.

– Хосефа, нет никакой нужды извиняться за кого-то из своих, – вмешался Кларк со своего места самоубийцы. – За кого мы не можем поручиться, так это за таинственного гостя – незваного гостя. Мы не знаем, кто это, – добавил он, отделяя себя от неизвестной персоны.

– Моя семья обычно занимает весь отель, каждая комната в «Энкантадоре» – наша, – объяснила доктор Кинтана. – Но в этом году один номер в отеле оказался забронированным для кого-то еще.

Хуан Диего, чье сердце забилось быстрее обычного – то есть достаточно быстро, чтобы он это заметил, – уставился в окно несущейся машины на мириады глаз, которые покачивались вдоль дороги, глядя, в свою очередь, на него. «О Боже! – молился он. – Пусть это будут Мириам или Дороти, пожалуйста!»

«О, вы еще увидите нас – несомненно », – заявила Мириам.

«Да, несомненно», – подтвердила Дороти.

В том же разговоре Мириам сказала ему: «Так или иначе, увидимся в Маниле. Если не раньше».

«Если не раньше», – повторила Дороти.

Пусть это будет Мириам – просто Мириам! – думал Хуан Диего, как если бы пара манящих глаз, светящихся в темноте, могла быть ее глазами.

– Полагаю, – медленно произнес Хуан Диего, обращаясь к доктору Кинтана, – этот незваный гость забронировал номер до того, как ваша семья сняла отель?

– Нет! То-то и оно! Случилось что-то из ряда вон! – воскликнул Кларк Френч.

– Кларк, мы не знаем точно, что случилось… – начала Хосефа.

– Твоя семья каждый год снимает весь отель! – воскликнул Кларк. – Эта персона знала, что тут частное мероприятие. Она все равно забронировала номер, и «Энкантадор» пошел на это, даже зная, что все до одного номера сняты! Что это за личность, которой хочется испортить частное мероприятие? Она ведь знала, что будет полностью изолирована! Она знала, что будет совершенно одна!

– Она, – только и сказал Хуан Диего, снова чувствуя, как колотится сердце.

Снаружи, в темноте, глаз теперь не было. Дорога сузилась, под колесами оказался гравий, а затем грунт. Возможно, «Энкантадор» и был уединенным местечком, но здесь эта персона не будет полностью изолирована. Хуан Диего надеялся, что она будет с ним. Если незваная гостья – это Мириам, она совсем недолго пробудет одна.

Тут парнишка-водитель и заметил в зеркале заднего вида что-то странное. Он быстро обратился по-тагальски к доктору Кинтана. Кларк Френч лишь отчасти понял водителя, но в голосе паренька прозвучала тревога; Кларк обернулся – на заднем сиденье его жена, отстегнув ремень безопасности, пристально смотрела на Хуана Диего.

– Что-то не так, Хосефа? – спросил Кларк.

– Подожди секунду, Кларк, – думаю, он просто спит, – сказала мужу доктор Кинтана.

– Останови машину, стоп! – велел Кларк пареньку-водителю, но Хосефа что-то резко сказала пареньку по-тагальски, и тот не сбавил хода.

– Мы почти приехали, Кларк, – сказала Хосефа. – Не стоит здесь останавливаться. Я уверена, что твой старый друг спит… у него сновидения, насколько я понимаю. Но я уверена, что он просто спит.

Детей свалки в «Circo de La Maravilla» отвезла Флор, потому что брат Пепе уже начал винить себя за los niños , идущих на такой риск. Пепе был слишком расстроен, чтобы ехать с ними, хотя el circo был его идеей – его и Варгаса. «Фольксваген-жук» Пепе вела Флор; Эдвард Боншоу – на пассажирском сиденье, дети – сзади.

Лупе не скрывала слез, бросая обвинения безносой статуе Девы Марии; это случилось за несколько секунд до того, как они отъехали от храма Общества Иисуса.

– Покажи мне настоящее чудо – любой может напугать суеверную уборщицу до смерти! – кричала Лупе на Деву, громоздящуюся над ней. – Сделай что-нибудь, чтобы я в тебя поверила – я думаю, ты просто большая наглая баба! Посмотри на себя! Все, что ты умеешь, – это торчать тут! У тебя даже носа нет!

– Ты тоже не собираешься молиться? – спросил сеньор Эдуардо хромающего Хуана Диего, который не был склонен переводить айовцу гневную отповедь сестры, равно как не осмеливался рассказать миссионеру о своих самых гнетущих страхах.

Если что-нибудь случится с Хуаном Диего в «La Maravilla» или если по какой-либо причине они с Лупе когда-нибудь расстанутся – у Лупе не будет будущего, потому что никто, кроме ее брата, не сможет ее понять. Даже иезуиты не станут держать ее у себя и заботиться о ней; Лупе поместят в заведение для умственно отсталых детей, где о ней и забудут. Даже название места для умственно отсталых детей было неизвестно или забыто, и никто, казалось, не знал, где оно находится, – или же никто не сказал бы точно, где оно, только якобы где-то «за городом» или «в горах».

До появления в Оахаке нового заведения под названием «Потерянные дети» в городе был только один сиротский приют, и он был где-то неподалеку – «за городом» и «в горах». Этот приют был в Вигуэре, и все знали его название – «Ciudad de los Niños», «Город детей».