Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

Вторая причина привлекательности Юма — рост интереса к «натурализму». Натурализм в философии имеет несколько компонентов, и все они ярко представлены в трудах Юма. В отличие от Лейбница, он не полагался на понятие Бога, чтобы что-то объяснять. Юм никогда искренне не ссылался на сверхъестественное и не считал религию источником просветления. Религия сама по себе — естественный феномен, который нуждается в объяснении в контексте психологии и истории. Юм также подчеркивал сходство между людьми и животными. Этот зоологический подход к человечеству был, как мы увидим, отличительной чертой его представлений о познании. Более чем за столетие до дарвиновского «Происхождения человека», в котором говорилось, что «в умственных способностях между человеком и высшими млекопитающими не существует коренного различия» [4] Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Дарвин Ч. Собрание сочинений в 9 томах. Т. 5. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1953. С. 187. , Юм пришел к аналогичному выводу. В целом, настаивал Юм, человечество должно изучаться теми же самыми методами, которые проливают свет на остальную природу, — взгляд, более распространенный в наши дни, чем в эпоху Юма.

Наконец, следует принять во внимание добродушный юмор и благожелательный нрав Юма. У него был дар располагать к себе даже интеллектуальных противников. В Париже, где Юм прожил чуть более двух лет, когда ему было за 50, он был известен как le bo [12] Хороший (фр.). — Прим. пер . Дэвид. Некоторые из его друзей в Эдинбурге называли его Святой Давид. Однажды ночью экстравагантная молодая англичанка написала мелом на стене его дома: «Улица Святого Давида»; название закрепилось и стало официальным. И этот святой Давид язвил по поводу «монашеских добродетелей» некоторых более известных святых. Пост, епитимью, умерщвление плоти и все остальное, утверждал Юм, на самом деле следует считать пороками, потому что они не приносят обществу никакой пользы, а вместо этого «притупляют ум и огрубляют сердце, заставляют тускнеть фантазию и портят нрав. Мрачный свихнувшийся фанатик после своей смерти может найти место в календаре, но едва ли когда-либо, пока он жив, кто-либо, кроме таких же исступленных и унылых людей, как и он сам, допустит его в общество и завяжет с ним близкие отношения» [5] Юм Д. Исследование о принципах морали // Юм Д. Сочинения в 2 томах. Т. 2. — М.: Мысль, 1996. С. 267–268. .

Спустя год после смерти Юма его близкий друг Адам Смит, бывший профессор этики, опубликовал очерк о своем посещении смертного одра Юма:

Так умер наш самый выдающийся и незабываемый друг, о чьих философских взглядах люди, несомненно, будут судить по-разному… но в отношении его характера и поведения не может быть разногласий. Его нрав действительно казался более гармоничным… чем, вероятно, характер любого другого человека, которого я когда-либо знал. Даже в периоды финансовых трудностей его великая и необходимая бережливость никогда не мешала ему совершать… поступки как благотворительные, так и щедрые… В целом я всегда считал, — как при его жизни, так и после смерти, — что он настолько близок к совершенству в смысле мудрости и добродетели, насколько допускает порочная природа человека [6] Adam Smith, letter to William Strahan, 9 Nov. 1776, in LDH vol. 2, p. 452. .

Образованные читатели того времени могли услышать в этих словах отголосок рассказа Платона о смерти Сократа: «Таков… был конец нашего друга, человека — мы вправе это сказать — самого лучшего из всех, кого нам довелось узнать на нашем веку, да и вообще самого разумного и самого справедливого» [7] Платон. Федон // Платон. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 2. — М.: Мысль, 1992. С. 80. .

Страстная хвалебная речь Смита вызвала скандал. Незадолго до смерти Юма Смит опубликовал революционную книгу «Богатство народов», которая стала основополагающим трудом по современной экономике. Но именно его панегирик Юму поднял шум. Смит говорил другу: «Это навлекло на меня в десять раз больше оскорблений, чем самые мои жесткие нападки на всю коммерческую систему Великобритании» [8] Smith, letter to Andreas Holt, 26 Oct. 1780, in Correspondence of Adam Smith, ed. E. C. Mossner and I. S. Ross, 2nd ed., Oxford University Press, 1987, p. 208. . Дело в том, что Юм был широко известен как недруг религии. Людей не только возмущало описание безбожника как хорошего человека, но и повергло в шок известие, что он спокойно и жизнерадостно встретил свою смерть.

В своем посвящении Смит вспоминал, что, когда он посетил умирающего философа, Юм как раз читал античную сатиру о Хароне, лодочнике в древнегреческом мифе, перевозящем души умерших через реку Стикс в царство мертвых. В сатире некоторые души вступают в диалог с Хароном, пытаясь отложить свое путешествие, и Юм «развлекался, придумывая шутливые оправдания, с которыми мог бы обратиться к Харону, и воображаемые грубые ответы со стороны Харона». Сначала Юм предположил, что он попросил бы больше времени для подготовки нового издания своих работ. Харон же возразил бы, что это станет прелюдией к еще большему количеству изданий и еще большим задержкам. И тогда, по словам Смита, Юм изобрел другую тактику:

«Имей немного терпения, добрый Харон, я старался открыть глаза публике. Если я проживу еще несколько лет, я, может быть, получу удовлетворение от зрелища падения некоторых распространенных систем суеверий». Но тогда Харон потерял бы самообладание и любезность: «Подобное не случится за много сотен лет. Вы воображаете, что я предоставлю вам отсрочку на столь долгий срок? Садитесь в лодку сейчас же, ленивый медлительный жулик» [9] Smith, letter to William Strahan, in LDH vol. 2, p. 451. Smith wrote that Hume had been reading Lucian’s Dialogues of the Dead, but it must in fact have been Lucian’s The Downward Journey. .

Смит смягчил шутку Юма в своем пересказе для публики. В частном письме он упомянул, что Юм планировал попросить Харона подождать, «пока я не буду иметь удовольствие увидеть закрытыми церкви, а духовенство отправленным восвояси» [10] Smith, letter to Alexander Wedderburn, 14 Aug. 1776, in Correspondence of Adam Smith, p. 204. . Другой свидетель этой сцены рассказал по секрету, что Юм упоминал не «распространенные системы суеверий», а «христианские суеверия». Это было важное различие. В те дни было приемлемо критиковать суеверия или фанатизм вообще, но правила приличия не допускали открытой критики самого христианства. Если бы настоящие слова Юма были процитированы, скандал был бы еще больше. Смит, как и проницательный Юм, знал о тонкой грани, разделяющей авторов, чьи произведения не одобрялись, но разрешались, и тех, чьи книги нельзя было держать в доме.

Еще одним посетителем умирающего Святого Давида был Джеймс Босуэлл, восторженный поклонник и биограф Сэмюэля Джонсона. У него было нездоровое влечение к умирающим грешникам. Босуэлл записал в своем дневнике: