Кауфман Спунер - Раздробленный свет

Мы все четверо оборачиваемся, но опасности нет. Кумико Мори обнимает Джубили, а Мэй с Санджаной минуют ее, чтобы пройти в разрушенный бальный зал. Все трое грязные, со следами борьбы, но на лицах усталые улыбки.

- Оболочки пали, - говорит Санджана. - Они рухнули, и теперь некоторые из них начинают просыпаться. Мы знали, что вы должны были... - она замолкает, глядя на новый золотой разлом без клетки.

Я смотрю мимо нее, чтобы встретить взгляд Мэй, и впитываю ее улыбку. Даже после того, как я принес опасность к ее двери, к ее семье, она пришла, чтобы помочь мне. Я никогда не знал, что у Валета есть кто-то, кто сделает это для него. С другой стороны, я не думаю, что она сделала это ради Валета. Думаю, она сделала это ради меня.

Шум с другого конца зала заставляет нас остановиться, и мы обмениваемся смущенными взглядами. Затем слабый стон эхом разносится во внезапно наступившей тишине. Лили отрывается от Тарвера, ее взгляд внезапно наполняется болью… и только когда она бежит к источнику звука, я вспоминаю, что с нами был седьмой человек до того, как разлом взорвался.

Месье Лару.

Когда мы подходим к Лили, она сидит на пыльном, потрескавшемся полу, наполовину протянув руку к мужчине, свернувшемуся в метре от нас. Его волосы поседели от пыли после взрыва. Грязь на морщинистом лице прорезана ручейками слез на щеках. Он обхватил себя руками, втиснувшись в угол обломков. Водянистые голубые глаза устремлены куда-то мимо лица дочери.

- Папочка? - шепчет Лили, дрожащим, неуверенным голосом. - Папа, это я. Лили.

Но титан «Компании Лару», кажется, даже не слышит ее, его глаза не дрогнули. Он что-то бормочет что-то себе под нос, и только когда он выдыхает и слова на мгновение становятся громче, я могу разобрать, что он говорит.

- ...и мы все снова будем счастливы.

Я смотрю на Софию, лицо которой мрачно. У нее столько же причин ненавидеть этого человека, сколько и у меня, и все же я вижу в ее глазах отражение своих собственных чувств. Когда я смотрю на крошечную тень человека, скорчившегося на полу, мне трудно найти ту ненависть, ту горькую решимость, которая вела меня после смерти Саймона. Я смотрю на него и ничего не чувствую… я смотрю на него и чувствую... жалость.

Флинн привлекает мое внимание тихим вздохом, и когда я поднимаю голову, он указывает на разлом позади меня. Я поворачиваюсь, сердце колотится, когда мое измученное тело пытается подготовиться к... чему-то. Золотистый туман, шелковистый и эфирный, медленно, нитями выползает из разлома, становясь сильнее и ярче с каждой минутой.

- Что это? - шепчет Тарвер, сидя на корточках.

— Это они, - так же тихо отвечает Лили. - Они собираются снять барьеры. Мы должны... многому у них научиться. И они хотят узнать нас, узнать от нас, что значит быть человеком.

- По-моему, - бормочет Флинн, - у них только что был первый урок.

- Что нам теперь с ним делать? - нерешительно спрашивает Джубили, глядя на Родерика Лару.

- Не думаю, что теперь с ним можно что-то сделать. - Горе Лили написано на ее лице и на мгновение я снова оказываюсь во дворе особняка Лару и слушаю, как Тарвер разговаривает с ее отцом. Она, возможно, единственный человек, последний человек в этой действительности, кто заботился о тебе.

- Что нам теперь делать? – тихо спрашивает София, но достаточно близко к моему уху, чтобы вопрос срезонировал в моих костях.

Лили закрывает глаза рукой и выпрямляется, выдыхая, когда рука Тарвера обвивается вокруг ее талии.

- Теперь... - начинает она, переводя взгляд на нас. - Теперь мы будем все восстанавливать.

Мы снова едины.

Мы усталые от ожидания, когда пара потерпевших кораблекрушение влюбленных освободит нас. Мы те, кто гневался, кто боролся, слишком жаждал причинить боль тем, кто причинил боль нам. Мы сильные, которые любили и были любимы, открывая надежду в украденных снах и в переплетенных пальцах.

И мы , самые темные из нас, кто жил в агонии и ярости, обнаружили, что даже в тишине и тьме всегда есть искра.

Мы есть и всегда будем теми, что выберем.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

СОФИЯ

ДВЕРЬ В НОВОЕ ЛОГОВО ГИДЕОНА закрывается за мной с тихим стуком. Он, растянувшись на матрасе, что валяется на полу и служит кушеткой, смотрит на меня с улыбкой… или на пакет с едой, которую я принесла, распространяя в воздухе запахи кориандра, кокосового молока и лайма.

- Миссис Фан приготовила первую порцию лаксы*, - объявляю я, пересекая комнату, чтобы плюхнуться на матрас рядом с ним.

За три недели, прошедшие с момента крушения «Дедала», Гидеону удалось создать достаточно респектабельное логово. Он доволен безопасностью своих линий гиперсети, и на этот раз тут есть холодильник для еды… для свежеприготовленной еды, а не для пайков в фольгированных пакетах. Я планировала обзавестись собственным жилищем, зная почти религиозную одержимость Гидеона анонимностью, но прежде, чем я смогла поднять этот вопрос, он запрограммировал код безопасности и для меня. Ему пришлось переписать всю систему, чтобы сделать возможным более одного пароля для входа. Наряду со световыми люками, впускающими естественный, дневной свет, через умную серию зеркал, установленных по шахтам вверх к поверхности над подземным городом.

Гидеон залезает внутрь пакета, практически разрывая его от нетерпения добраться до супа внутри.

- Молодец, Ямочки, - говорит он, протягивая руку за палочками и ложками. - Все будут праздновать открытие ее ресторана отсюда до следующего сектора.

Улицы подземного города до сих пор усеяны обломками, что стали убежищем для людей потерявших свой кров, которым больше некуда идти. Они до сих пор завешаны траурными знаменами черного, белого, синего и серого цветов, но с каждым днем во все больше секторов поступает электричество. Один за другим бизнес возвращается к жизни, семьи находят друг друга, и общество делает первые шаткие шаги к нормализации.

Я думала посмотреть, в каком состоянии пентхаус Кристины, но правда в том, что я хочу быть здесь. С людьми, которые больше всего пострадали от всего, что случилось. Таких, как я и Гидеон.

Хотя серия мониторов и жестких дисков были первыми покупками Гидеона для нового логова, он еще не нашел кресло-консоль, которое ему нравится. Однако у меня есть смутное подозрение, что он откладывает поиски кресла, потому что сидеть на матрасе означает, что рядом с ним есть место для меня. Держа миску в одной руке, другой он обнимает меня и притягивает к себе.

- Они уже начали? - спрашиваю я, пытаясь палочками достать лапшу из его миски. Его главный монитор, подключенный к каналу центральной сети, показывает аэросъёмку бурлящей толпы, собравшуюся на месте крушения «Дедала». Теперь это место обеспеченно структурными опорами и покрыто строительными лесами, пока идет восстановление слоев города. Гидеон прикрыл световые люки ставнями, поэтому цвета монитора яркие и четкие.