Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 3

Мы видели, что, созывая генеральные штаты, правительство не отдавало себе ясного отчета о том, что же будет оно с ними делать. Оно хотело только выпутаться из затруднительного положения главным образом относительно финансов, но далее этого не шло и потому не имело общей программы реформ. Конечно, и крестьянской массе был чужд политический вопрос, который вытекал из созыва генеральных штатов: чем будет это собрание в политическом отношении? Наоборот, духовенство, дворянство и буржуазии понимали, что, вопрос этот имеет важное значение, и везде подчинялись мнению тех лиц, которые казались им наиболее компетентными в его решении. Самый влиятельный в то время класс французского общества весьма резко высказался всюду в смысле полного осуждения абсолютизма, который притом подвергся этому осуждению с обеих сторон – и со стороны привилегированных, и со стороны буржуазии, одинаково выражавших желание, чтобы королевская власть была ограничена. Цель созвания генеральных штатов в cahiers определялась словами: возродить нацию, восстановить Францию, обрести снова полноту естественных прав, утвердить «священный и национальный договор короля и нации» (le pacte français), но чаще всего указывалось на то, что Франция должна была «восстановить», «упрочить», «получить» свою конституцию, последнее же слово употреблялось или в старом смысле вообще определенного государственного устройства, или в новом, какое оно утвердило за собою главным образом в XIX веке. У привилегированных и особенно у дворян часто заходит речь о «восстановлении конституции», т. е. они думали, что целью генеральных штатов должно быть возвращение старым сословиям их прежних политических прав, возвращение к старой сословной монархии, нашедшей свое место и в политической теории Монтескье, но у третьего сословия преобладало стремление к созданию новых отношений, дабы «уравновесить власть государя и права нации», чего можно было бы достигнуть путем разделения властей, которое тот же Монтескье усматривал в английской конституции.

Cahiers высших сословий и сводные наказы третьего сословия большею частью совсем не возбуждали вопроса, кому будет принадлежать учредительная власть и в каком отношении будут находиться штаты к королю. Одни cahiers представляли из себя просьбы к королю и генеральным штатам, другие – к королю, «заседающему» в генеральных штатах, а относительно реформ в наказах говорилось, что их «испросят», «вотируют» или что «будет постановлено», или же говорилось о «содействии» штатов в деле реформы, о «согласии» короля на то-то и то-то, и т. д. в подобном, не вполне определенном роде. Весьма немногие из тех наказов, которые высказывались точно и ясно, предоставляли учредительную власть, т. е. право дать Франции конституцию – одному королю, большинство же рассматривало это право, как право, принадлежащее самой нации, хотя и тут последнюю одни наказы понимали так, другие – иначе: или это была совокупность всех избирателей, или это были одни депутаты, или же те и другие вместе, причем, однако, и одни депутаты должны были действовать не иначе, как по указанию избирателей, дающих им безусловные инструкции (mandats impératifs) и лишающих их власти, раз эти инструкции не исполняются, – требование, особенно часто встречающееся в дворянских наказах. Наконец, третья категория наказов признает учредительное право за самими генеральными штатами, которые рассматриваются в них, как олицетворение всей нации, как целая нация, собранная в одном месте (la nation assemblée), как, наконец, «национальное собрание», – название, довольно часто заменяющее старое имя генеральных штатов. В данном случае пример был еще прежде подан брошюрной прессой, которая к старому сословному строю Франции применила понятие нации в новом смысле, какой оно получило в политической литературе XVIII в. Насколько, однако, решения нации будут обязательны для короля, вопрос этот не ставился и не решался с достаточною ясностью и определенностью, потому что, например, говорилось, что «будет санкционировано» или «утверждено» то-то и то-то, возможность же отказа санкционировать или утвердить при этом не предусматривалась. Зато, с другой стороны, во многих cahiers высказывается мысль, что нет ничего выше генеральных штатов, ибо они – вся нация в сборе, а нации принадлежит верховная власть, т. е. идея народовластия уже играет видную роль в политических соображениях cahiers. Мало того: даже те наказы, которые были составлены в самых смиренных и почтительных выражениях, рекомендуют депутатам производить на правительство давление, не соглашаться на налоги, пока не будет решен политический вопрос; генеральные штаты созывались для вывода правительства из затруднительного финансового положения, а штаты-то и не должны были помогать, пока не будут исполнены их требования. При этом генеральные штаты и впредь должны были собираться периодически (le retour périodique), по некоторым cahiers – в определенные сроки без участия правительства, иные же наказы требовали непрерывных (permanents) штатов, иногда еще так, чтобы они не могли быть вообще распускаемы (indissolubles) королем (в случае, например, конфликта) или могли быть распускаемы лишь не иначе, как по собственному на то изволению. Сами штаты, предполагалось, определят свою организацию, и по вопросу о последней cahiers расходились; все зависело от того, как кто понимал нацию. В духовенстве, где существовал антагонизм между высшим и низшим его слоями, образовался раскол: в одних духовных наказах воля нации понимается в смысле единодушия трех отдельных сословий (ordres); в других требуется поголовная подача голосов, хотя и с некоторыми предосторожностями; в третьих рекомендуется вотировать по сословиям, пока нация не прикажет иначе. Дворяне тверже стояли за сохранение сословного начала; многие дворянские наказы требовали, чтобы депутаты в случае установления поголовного голосования протестовали и удалились из собрания. Третье сословие, напротив, желало именно поголовного голосования, но и тут высказывались разные мнения: одни cahiers (и таких было большинство) не требовали слияния сословий, желая лишь, чтобы tiers état имело двойное представительство и чтобы его депутаты были из его же среды, а другие указывали еще на необходимость выделения особого крестьянского чина (ordre des paysans), но были и такие, хотя и в малом числе, которые утверждали, что третье сословие есть по существу дела сама нация, и что голосование должно быть не только поголовное, но и совместное. Каждый таким образом представлял себе по-своему конституцию, какую должна была иметь Франция, по-своему понимал, что такое нация и чем будут генеральные штаты, но все одинаково переносили атрибуты верховной власти с короля на нацию и, считая себя монархистами, высказывали нередко республиканские идеи. Будущая конституция рисовалась и привилегированным, и буржуазии, как государственное устройство, в котором главную роль станет играть «национальное собрание», сословное с преобладанием аристократии – по одним наказам, бессословное, демократическое – по другим, но в обоих случаях королевская власть представлялась, как нечто не только ограниченное в своих правах, но и ослабленное. Мы видели, что политическая литература XVIII века приучала французское общество смотреть на абсолютную монархию Бурбонов, как на узурпацию; для одних только – узурпированными оказались старые исторические права сословий, для других – нарушенными естественные права нации, о которых учила новая философия. Монархия в лице Людовика XVI отрекалась от самой себя, и вот за власть должна была произойти борьба между аристократией и буржуазией, между правом историческим и правом естественным. В этой борьбе аристократия нашла поддержку в короле, демократия – в народе, который увидел в победе буржуазии обеспечение того, что вопросы, близко его касавшиеся, будут решены в желательном для него смысле. Народную массу, сказали мы, совсем не интересовали вопросы политические, притом сами по себе ему мало понятные, но он хотел добиться облегчения своей участи от гнета государственных налогов, от феодальных поборов, от церковной десятины и поддержал буржуазию, в которой особенно была популярна идея демократической и, как у Руссои Мабли, республиканской монархии.