Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Оказалось, что Слотский — заместитель председателя горисполкома.

Так Серый оказался в приемной Слотского.

Секретарша там молоденькая сидела — тонкая штучка! И что было самое удивительное — народу никого не было. Серый подумал, что раз об этом Слотском известно, что он человек, народу у него должно быть — толпа. А тут он один. Посмотрев же на кожаную дверь кабинета, где на дощечке написано, когда приемные дни, он сообразил, что сегодня не приемный день. Оттого, наверное, и народу не было.

Секретарша оторвалась от машинки, и Серый ей скромно доложил о своем присутствии. Секретарша была вся чистенькая и аккуратненькая. Рядом с ней он прямо-таки паршиво смотрелся — помятая, затасканная личность. Секретарша, нахмурив брови, с минуточку на него смотрела, будто решая, как ей быть, затем исчезла за кожаной дверью. И вскоре Серого приняли.

Кабинет — что надо! Мебель мировая, телевизор. За большущим столом сидел этот Слотский — важная шишка, седенький, в очках, с приличным румпелем вместо носа, беломорину сосет. Как и все предыдущие начальники, спросил Серого скрипучим голосом:

— С чем пожаловали?

«Ну, — подумал он,— начинается снова». Однако рассказал все подробно, торопясь, боясь, как бы не прервали.

— На вокзале спишь,— удивился Слотский,— а-яй, нехорошо.

Конечно, нехорошо, это точно. Изобразил Серый на роже такую

грустную мину — лошадь бы расплакалась, и покорно уставился на Слотского. До чего же иногда все бывает просто. Вот так: Слотский протянул руку и поднял телефонную трубку: «Алло! — говорил он.— Это кто? Марта Алексеевна? Вы знаете, такой случай — человек на вокзале ночует...» И пошло дело. Переговорил он с Мартой Алексеевной, чтобы приняла она Серого и помогла. А Серому сказал:

— Идите в гостиницу, к директору, к Марте Алексеевне. Расскажите ей все и смотрите на нее так же жалобно, как на меня. На женщин это действует безотказно. Желаю удачи!

Серый одним духом — в гостиницу, в кабинет Марты Алексеевны. Это уже, конечно, маленький кабинетик, и Марта Алексеевна тоже маленький начальник. Но ничего, симпатичная. Немолодая уже, но и не старая. Сидит за своим маленьким столом, смотрит строго. Совсем как народный судья. Указала на стул: «Садитесь, рассказывайте!» И опять рассказал Серый Волк свою историю, спокойно, не спеша, потому что видел — Марта Алексеевна слушает внимательно, не собирается прерывать. До чего же хорошо, когда тебя так вот спокойно слушают: говоришь и знаешь — каждое слово попадает в точку.

Когда закончил, она его насчет здоровья спросила. Нет, не поймаешь, он уже опытный был. И сказал: бык, мол, не может с ним равняться в этой части. Тогда она подняла телефонную трубку и сказала какой-то Лизе, чтобы зашла к ней в кабинет.

— Устройте товарища в таком-то номере и примите на работу, — сказала она Лизе. — Будете уголь в кочегарку грузить, — это Серому, — оформим вас разнорабочим на тридцать шесть рублей в месяц. Жить первое время будете у нас бесплатно, потом подыщем вам жилье. Устроит вас это?

Еще спрашивает!

Поселили Серого в номере на четыре места. Чистые простыни, две подушки, такие, что утонуть в них можно, и вообще чистота. Соседями Серого по номеру оказались командированные шоферы или трактористы.

Гостиница эта стала его первым законным домом и местом работы. Носила она душевное такое имя — «Дружба». Его прописали, пока временно, сюда же, в «Дружбу». Аванс выдали — пятнадцать рублей. Началась трудовая жизнь. Утром рано, в шесть часов, он вставал, одевался и шел во двор гостиницы. Тут гора черного угля и желоб, ведущий в подвал. Все просто: берешь совковую лопату и бросаешь уголь в желоб. Умственного напряжения никакого. Физическое зато большое. Часа три вкалываешь — гуляй до вечера. А вечером другая работа.

Марта Алексеевна попросила, чтобы Серый по вечерам помогал швейцару — дяде Левону, поскольку тот уже немолодой и справляться ему с некоторыми антиобщественными «пережитками» не под силу. Серый, конечно, согласился. Марта Алексеевна проинструктировала его, как именно нужно бороться с этими «пережитками», появлявшимися из ресторана, расположенного на территории гостиницы «Дружба». По ее инструктажу все должно проходить следующим образом.

Появляется в вестибюле «пережиток». Дядя Левон его подвергает идейной обработке, нажимает на струнки его совести. Если это результата не дает, наступает очередь Серого, который «пережитка» культурно вышибает (некультурно было запрещено инструкцией). А значит это вот что: берешь клиента за руку и, словно больного, выводишь на улицу; здесь вежливо просишь его пойти домой, объясняешь, где расположены остановки автобусов, стоянки такси, посты милиции, еще говоришь ему о гражданском долге, конечно, о совести, о жене и детях.

Но случалось, что не доходило. Просишь его, уговариваешь, пытаешься нащупать пульс его сознательности. Человек же никакого пульса не имеет, смотрит осоловело, прищурясь, словно не он, а Серый пьян,и начинает городить несусветную чушь. Берет Серый его за рукав, тянет к двери, а он упирается, вырывается и прет обратно.

Одного так вот три раза пришлось выводить. Тогда Серый понял, что с этими гуманностями Далеко не уйдешь, и решил применить собственный метод вышибания. Он не новый, но результативный. Просто больше нужно действовать коленом.

Кроме всего этого Серый таскал белье из прачечной на этажи и, когда было время, помогал натирать полы. В благодарность за это горничные усердно перемывали его косточки, и он нередко узнавал, что они его заочно женили либо, наоборот, развели.

Ему находилось применение и тогда, когда не хотели открываться замки. Например, один достойный гражданин заперся в двухместном номере, оставив ключ изнутри, в замке, и уснул мертвым сном. А другой гражданин при такой ситуации в номер, естественно, попасть не мог. Уже слесарь собрался было дверь ломать. Выручил их Серый — изготовил для этого специальные инструменты. И вот что при этом важно: никто даже не подумал о том, что эти его «крючочки» могут открывать не только те замки, какие его открыть просят... Марта Алексеевна сидела у себя в кабинете, полагая, очевидно, что в мире живут одни ангелы...

Люди в гостиницу, как правило, приезжают с чемоданами. А чемоданы... Чемоданы, чемоданчики! Они бывают маленькие и большие, новенькие и старые. Их сдают в камеру хранения, а эта камера... смех и только!

Есть у этой «камеры» выходящая во двор гостиницы дверь, которой не пользуются; закрывается она на здоровенный допотопный крючок. Подумать только — крючок! Просверлить снаружи под этот крючок дырочку, просунуть туда другой крючочек — и...

Однажды приехал товарищ с животиком-подушкой и нанял Серого за рубль вытаскивать из машины чемоданы. Он их носил в камеру хранения, где тетя Дуся их принимала, выдавая взамен квитанции. Чемоданы были большие, тяжелые, из добротной кожи, как и желтые скрипучие ботинки на толстых коротких ногах товарища.