Сиара Симон - Пастор

Мне было известно, что Милли пыталась заставить меня чувствовать себя лучше, но я не заслуживал этого. Она не догадывается, насколько далеко я уже зашёл, какую часть своего обета уже нарушил. Вероятно, она не допускает того, что её пастор настолько слабый, что на самом деле идёт на поводу у своих желаний.

Я энергично потёр лицо. « Блядь, соберись уже, Тайлер, и разберись наконец с этим». Прошло всего пару недель, и я полностью провалился, пытаясь держать своё дерьмо под контролем. Что же мне предстоит пережить в течение следующих двух месяцев? В ближайшее два года? Она никуда ведь не собиралась уезжать, как и я. Нет никакого способа предотвратить то, что произошло тем утром. Я хочу сказать, что Милли, увидев нас вместе (невинных и просто общающихся), заметила, как нас тянет друг к другу, что же произойдёт, если мы с Поппи начнём скрываться?

Я поднял голову и поприветствовал вошедших мужчин. Из всех прихожан больше всего я гордился именно этой частью своей паствы. Как правило, именно женщины настаивали на посещении церкви, мужчины же в большинстве своём приходили на службу, так как этого хотели их жёны. И особенно после преступлений моего предшественника я знал, что мужчины, большинство из которых имели сыновей, бывших ровесниками жертв, затаят сильную злость и недоверие, и обычными методами здесь не справиться.

Так что я зависал в местных барах, где смотрел игры Роялс (прим.: Канзас-Сити Роялс (англ. Kansas City Royals) — профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола. Команда была основана в 1969 году. Клуб базируется в городе Канзас-Сити, Миссури) и наслаждался редкой сигарой из городской табачной лавки. Купил грузовик и при церкви организовал охотничий клуб. Всё это время я открыто говорил о прошлом своей семьи и о переменах, в которых нуждается церковь и которые непременно воплотятся в жизнь.

И постепенно к нам стали присоединяться люди. Наша группа, которая раньше состояла из двух стариков, посещавших церковь так долго, что те просто забыли, как можно не ходить туда, теперь насчитывала сорок человек, начиная от недавних выпускников и заканчивая только-только вышедшими на пенсию. По сути, нас стало так много, что уже в следующем месяце мы планируем открывать новую группу.

Но что значат эти три года тяжёлой работы? Три года работы, вложенного труда в церковь и в себя, которые сгорели за полчаса, проведённые с Поппи?

Если я казался рассеянным, кажется, этого никто не заметил и не прокомментировал, и мне удалось не подавиться своими словами, когда мы читали отрывки второго «Послания к Тимофею» и «Песнь песней». По крайней мере, мне это удавалось, пока мы не дошли до «Послания к Римлянам» — я почувствовал, как во время чтения моё горло пересохло, а пальцы начали дрожать.

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Потому что желание добра есть во мне, но, чтобы сделать оное, того не нахожу. Несчастный я человек».

Несчастный я человек.

Несчастный я человек.

Я пришёл в город этого хищника, который глумился над детьми, и поклялся исправить это. Почему? Потому что, когда смотрел на небо, усыпанное звёздами, я мог чувствовать, как Бог смотрит на меня. Потому что я чувствовал Его дыхание у своей шеи. Потому что вымаливал свою веру, пройдя сквозь боль и великую борьбу, но также знал, что моя вера дала мне новую цель в жизни, и я не хочу всё это потерять. Потому что верю в то, что этот город можно спасти.

И что я сделал сегодня? Я предал всё это. Предал их. Предал каждого из них.

Но не из-за этого мои руки так дрожали, а горло стало сухим. Нет, ко мне наконец-то пришло осознание того, что я предал самого Господа, может, даже больше, чем всех людей в этой комнате.

Мой Бог, мой спаситель. Получатель моей неистовой ненависти после смерти Лиззи, а также Всевышний, что терпеливо ждал моего возвращения несколько лет. Голос, который я слышал во снах, взывал ко мне, и я последовал. Голос, который сказал мне, что я должен делать со своей жизнью, куда мог пойти, чтобы обрести мир.

И самое страшное было то, что я знал, что Он не злится на меня. Он простил меня, до того, как это случилось, но я не заслужил его прощенья. Я заслуживаю наказания: огненного града сверху, или горестной воды, или той самой проверки по бухгалтерским отчётам, чего-нибудь, чего угодно, чёрт побери, потому что я был нечестным, отвратительным, похотливым человеком, который воспользовался эмоциональной уязвимостью женщины.

Несчастный я человек.

Мы завершили Библейские поучения, и я автоматически убрал кофе и печенье, так как мой ум всё ещё отходил от осознания новой волны стыда. Это чувство настолько мизерное, настолько ужасное, ничем не отличается от того, как ты горишь в аду.

Я едва мог держаться, проходя мимо распятия по пути в свой пасторский дом.

ГЛАВА 8.

Я спал, возможно, в общей сложности три часа в ту ночь. До глубокой ночи я читал Библию, просматривал каждый отрывок о грехе и изучал до тех пор, пока мои глаза не устали и были больше не в силах сосредоточиться на словах, скользя по ним словно два магнита с одинаковым зарядом. В конечном итоге, сдавшись, я забрался в постель вместе со своими чётками, бормоча молитвы до тех пор, пока не провалился в тревожный сон.

Странное чувство оцепенения накрыло меня, как и на мессе этим утром, как и когда я зашнуровывал свои кроссовки для пробежки чуть позже. Возможно, из-за недосыпа, возможно, это было связано с моим эмоциональным истощением, а может, это просто шок от пережитого вчера, которое всё ещё продолжает действовать сегодня. Но я не хотел испытывать это чувство оцепенения… Я хотел покоя. Хотел силы.

Выбрав другую местную дорогу за городом, чтобы не наткнуться на Поппи, я бегал позже обычного, действуя намного быстрее и сильнее, двигаясь до тех пор, пока мои ноги не начало сводить судорогой и не стало больно дышать. И вместо того, чтобы направиться прямиком в свой душ, колеблясь, я вошёл в церковь, мои руки были заведены за голову, а рёбра изнывали от боли. Внутри было темно и пусто, и я на самом деле понятия не имел, что делал здесь, в не в моём дома священника, не знал, пока не наткнулся на алтарь и пока не рухнул на колени перед табернаклем (прим.: в католических храмах сооружение для хранения предметов религиозного поклонения, часто богато украшенное (резьбой, скульптурными изображениями). Его прообразом является Скиния с Ковчегом Завета).

Моя голова была опущена, подбородок касался груди, весь потный, но меня это не волновало, не могло волновать, и я не мог точно сказать, когда моё рваное дыхание превратилось в плач; наверное, не потребовалось слишком много времени, когда слёзы смешались с потом, и я не был уверен, что было чем.