А Белый - Зверобои фронтира-2 CИ

— Принято! Исполняй.

Джи сразу же начала развлекаться, сверху на моем флаере послышалась работа сервоприводов, а пусковые контейнеры выполняли различные движения: влево, вправо, вверх, вниз. Видно тестирует системы.

— Ал, докладываю, — Джи влезла в голову буквально через сорок секунд, она как и все участники операции была со мной на постоянной связи, — С северного направления на дистанции в сто шестьдесят два километра в сторону базы движутся три гравилета модели АСА-204, серии "летающий дом", на мое предупреждение пилот Курт Шмидт затребовал соединение с диспетчером.

— Соединяй со мной, — сказал ей и услышав чье-то невнятное бормотание, представился, — Здесь Алекс Седов, вы движетесь в зону, закрытую для полетов, прошу сообщить причину посещения базы.

— Эй, вы там свихнулись, что ли? Какой Алекс Седов, откуда он здесь взялся?!

— Алекс Седов здесь взялся по причине освобождения заложников, захваченных местными бандитами и возврата имущества Четвертой ассоциации охотников, так же захваченного местными бандитами.

— Ну, дела-а-а, парни, вы слышали? А что же нам теперь делать? Нам и десятину надо сдать, и стать на зарядку? Слышишь, Алекс, это Курт Шмидт, так какие наши действия? — в эфире раздались голоса нескольких человек.

— Курт Шмидт, коридор для ваших гравиков открыт, садитесь спокойно. Десятину под протокол у вас примет парень по имени Поль, ну и на зарядку становитесь, это без вопросов.

— Принято, понятно, — прозвучало в эфире.

— Поль, слышал разговор?

— Да, Ал, слышал.

— Тогда становись на приемку, и разъясни охотникам наш устав и то, что семьдесят процентов средств десятины возвращается в распоряжение общины. Понял?

— Понятнее некуда.

В это время на экране биомонитора замигал сигнал вызова абонента, отмеченного как важный. Ага! Не прошло и полгода, как на связь вышел Бен Хофман, еще один богатый и уважаемый на планете деловой человек, а по совместительству бандитский казначей. А правда, сколько мы уже здесь? Несмотря на кажущуюся бесконечность времени, таймер биокомпа показывает, что с момента посадки прошло всего лишь пятьдесят две минуты.

— Слушаю тебя, внимательно, господин Бен Хофман, — включив соединение, сказал я, пора было ставить точку над очередной буквой "і".

— Что ты себе позволяешь, Седов? Ты что творишь? Ты только что нарушил все наши последние договоренности!

— Не понял, о каких договоренностях ты говоришь, Хофман?

— Ты дал слово под протокол, что пригонишь к нам на базу товар на сумму в двадцать четыре миллиона кредитов и будешь готов к подписанию долгосрочного договора о сотрудничестве между нашими ассоциациями, правильно?

— Абсолютно точно, мое слово выполнено до последней буквы. Но я нигде не говорил, что готов вам его подарить и оставить на базе. Да и никакого договора до сих пор не видел, а хотелось бы пройтись по тексту, согласовать отдельные пункты…

— Ты шутишь?! Ты напал на нашу базу, а теперь издеваешься?!

— Нет, это ты издеваешься и твой патрон Амброзини, — сказал ему тихо и спокойно, — Это вы напали на мой лагерь, захватили в заложники наших жен и ограбили на сумму в двадцать четыре миллиона двести восемнадцать тысяч кредитов.

В это время из двери жилого дома показались выходящие на улицу девчонки. Если они ходят, значит, ОВ распалось полностью, поэтому отключился от абонента, скинул свой гермошлем и быстро направился к ним. Наши ребята тоже бросили все работы и устремились следом.

— Дорогие мои девочки, Леночка! — легонько прижал ее к броне костюма и стал целовать.

— Любимый, я так тебя ждала, вся измучилась, — прошептала она мне на ухо, — почему ты так долго не приходил?

— Готовился, чтобы прийти наверняка, — ответил ей тихо.

— Я так и подумала. Как там Вика, как дети?

— Все хорошо, скоро сниму с вас ошейники и наговоритесь. Кстати, Вика, — позвал свою старшую жену, — ошейники на картинку дай крупным планом.

— Зафиксировала! — ответила она, — Теперь с юридической точки зрения у нас вообще никаких проблем.

Многие девчонки, увидев своих мужей, заплакали, а Лена повернулась к ним лицом и стала успокаивать:

— Не плачьте, девочки, теперь все будет нормально. Все будет хорошо!

Посмотрев, что идентификатор Бена Хофмана не отключился, а находится в состоянии ожидания, опять кликнул на него и вышел на связь.

— Я знаю, что вы там с Амброзини сейчас смотрите на спутниковую картинку и видите нас, — подняв голову к небу, я ткнул в девчонок пальцем, — Так вот, этого я вам никогда не прощу! Запомните, при любой войне женщин и детей трогать нельзя. Нельзя!

Хофман некоторое время молчал, затем спросил:

— А где Антонио Бенетти, почему мы не можем с ним связаться?

— Упакован, как и все бандиты, и ошейник на нем, точно такой же, какой он приказал нацепить на наших жен.

— Ты вот что, — сказал он, — освобождай наших людей, забирай своих баб и уматывай из базы. Разбираться будем потом.

— А вот здесь вы не угадали, эту вашу базу я аннексирую, в качестве компенсации за нанесенные моральные и материальные убытки. А людей ваших судить будем судом присяжных, думаю, мэры наших городов пойдут на уступку интересам своих граждан и организуют избрание судей.

— Что?! Да мы еще сегодня тебя и твоих людей порвем и размажем!

— Милости прошу, только имейте в виду, что оба теперь уже моих мобильных зенитных комплекса находятся под моим контролем и работают на поражение в автоматическом режиме. А крови я не боюсь, ни нашей, ни вашей!

— Да ты труп! — кричал он, — С сегодняшнего дня тебя будут гонять по всей планете, как бешенную собаку, пока не пристрелят! Ты труп!

— Подожди, Хофман, для меня важно, сейчас ты говорил свои личные слова или тебе приказал так говорить твой подельник Амброзини?

— Да! В том числе и мои слова, личные!

— Жаль, тогда у меня на одного должника больше.

— Это ты имеешь в виду меня, да?! И что же я тебе еще должен?

— Жизнь, — ответил ему и отключился.

Мой разговор со стороны выглядел, как монолог, но слушали его все присутствующие внимательно. Даже лежавшие на земле связанные бандиты, начавшие было что-то бормотать, затихли. А я повернулся лицом к своим, одной рукой обнял Лену, а второй одинокую Анну Хенк и постарался взбодрить.

— Теперь, девочки, все у нас будет хорошо. И простите, что ожидали нас так долго, и за то простите, что все так получилось, иначе бы никак, — на душе было не очень весело, но я широко улыбнулся, подошел к каждой и поцеловал в щечку, — Но ничего, неудобства мы вам компенсируем… своей любовью. Да, будем любить долго и сильно.

После этих слов они слегка оттаяли, на их лицах появились улыбки.

— Ну и материально, персонально каждой из вас выделим на мелкие расходы, скажем, тысяч по сто компенсации.