Марьяна Сурикова - Мотылек

— И как её здоровье? — вежливо поинтересовался граф.

— Мучается, но состояние легко объяснимо, она ждёт ребёнка.

— Какая удивительная болезнь.

— Джаральд...

— Да?

— В тот вечер на балу я все рассказала маркизе Клиффорд сама, ещё до твоего объявления.

— Хм, занятно.

— О чём ты?

— У маркизы актёрский талант, она так замечательно сыграла недоумение и гнев.

— Но я не обманываю, ты можешь спросить у неё.

— Непременно спрошу, как только вернусь.

— А когда ты вернёшься?

— Год, полтора. Столько дел накопилось, необходимо все привести в порядок.

Год, полтора? Я не увижу его все это время? Господи, да я же умру здесь без него!

— Я поеду с тобой.

— Будешь жить в замке, с тобой останется часть слуг и охрана.

— Но...

— Нет! — отрезал он, пресекая дальнейшие уговоры. Джаральд даже слабой надежды не оставил, что смогу заставить его переменить решение. Надумай я отправиться за его каретой пешком, и то, наверное, охранники не пустят.

— Ты хотела сказать что-то ещё?

Сглотнула вставший в горле комок и продолжила через силу:

— Я всегда полагала, будто ты не любишь меня, что я для тебя забава, развлечение, и когда надоем, отшвырнёшь прочь, как использованную вещь. До последнего не могла поверить в твои поступки, слишком подвластна была своему страху. Я сбежала с Алексом, желая спастись, но не делила с ним постель. Тот раз, что ты видел, был единственным, когда баронет не сдержался и поцеловал меня. Ничего больше он бы не получил, потому что я этого не хотела.

Однако потом, когда вы сошлись в поединке, я по-настоящему испугалась. Ты уже почти одержал верх, и мне показалось, что если не образумить тебя, Александр умрёт. Я наставила пистолет с целью пробудить твой разум, который затуманила злость, чтобы ты остановился хоть на секунду, тогда бы смогла отговорить. Когда ты бросился мне навстречу, я ничего не успела сообразить, даже не помню, как нажала на курок. Я никогда, никогда не хотела причинить тебе вред, я бы лучше собой пожертвовала, чем стала причиной твоего несчастья.

Ты пробудил чувства настолько сильные, что я прежде даже не подозревала об их существовании. Джаральд, меня с самого детства учили совершенно иному: вести себя достойно, следовать заученным правилам, а, достигнув определённого возраста, выйти замуж, быть преданной женой, стать хорошей хозяйкой и растить детей. Ты весь мой мир перевернул. То, что ты делал со мной, какие чувства вызывал... все это совершенно не вписывалось в мои представления, ни во что, о чём знала, чему училась. В этом кроется причина, почему всегда бежала от тебя — я пыталась отвоевать жизнь, которую считала достойной и правильной.

— Милая, — Джаральд поднялся, глядя на меня сверху вниз, — как я уже говорил, все это у тебя теперь есть. Живи спокойно, достойно и правильно. Даже чересчур настойчивый супруг отныне перестанет докучать. Замок в твоём полном распоряжении.

Он хотел отойти, а я поймала его за руку.

— Нет, Джаральд, нет. Только когда убежала, поняла, что без тебя мне никакой жизни не надо. Ты самое главное, основа моего существования, я не смогу без тебя, я тебя люблю больше всего на свете.

— Любишь? — он грустно усмехнулся, коснулся кончиками пальцев моей щеки, а когда хотела прижаться к его ладони, убрал руку.

— Это очень красивые слова, моя родная, но только слова. Ты, как и прочие женщины, готова любить за определённую плату. Твоей платой было замужество, и после моего публичного признания, ты вдруг решила ответить на мои чувства? Теперь тебе захотелось супружеской идиллии, поэтому пытаешься уверить меня в своей любви.

— Джаральд, поверь мне! Поверь ещё раз! Я совершила ошибку, я не идеальна, признаю. Ты разочарован, потому что я оказалась не ангелом, а обычной женщиной. Но ведь даже после этого разочарования твои чувства не угасли, они все ещё живут в твоём сердце, значит, они настоящие.

Я достала из-за корсажа смятый листок, протянула ему.

— Я нашла рисунок, Джаральд. Давай начнём все сначала, перепишем нашу историю, забудем и простим друг другу все ошибки. Не уничтожай, не губи это чувство в себе. Мы можем быть счастливы.

Он повернулся, задумчиво взглянул на рисунок, взял его кончиками пальцев.

— Я ждал Розалинда, ждал и хотел забыть. Простить и то, что выбрала не меня и готова была убить. Достаточно было одного намёка с твоей стороны, намёка без фальши, что ты можешь полюбить, а не платить любовью взамен. Я не увидел ничего, кроме тонкого расчёта и стремления к достойной жизни, так получи её теперь и наслаждайся, а я устал ждать, с меня довольно!

Одним коротким движением он отправил рисунок в огонь.

Помню, что выбросила руку, пытаясь поймать, схватила только воздух и увидела, как огонь накинулся на тонкий лист. Тонкий жалобный крик прозвучал вдруг в огромном кабинете, похожий на стон маленького смертельно-раненого зверька. Я смотрела в прожорливое пламя, в котором скукоживались изящные линии, чернели нежные краски, и сердце обугливалось и превращалось в золу. Отвернулась от камина, пошла к двери, все убыстряя шаг, не видя ничего вокруг.

— Рози, — его оклик долетел вослед, но я не обернулась. Так желанное когда-то онемение снизошло наконец, чувства притупились, я побежала куда-то, не разбирая дороги, пока не очнулась на краю высокого стрельчатого окна. Западная башня. Почему-то все дороги приводят сюда. Наверное, это особенное место для мечущихся душ, место скорби и отчаяния.

Я смотрела вниз, там далеко была земля, а над головой бескрайнее синее небо. Помню, граница между ним и землёй расплывалась перед глазами, я не видела чёткой картины, только знала, что если вот так качнусь вперёд, раскину руки, то полечу, полечу, а потом забудусь навсегда и мне больше не будет больно.

Сделать шаг и конец. Я качнулась, но пальцы вдруг вцепились в каменные стены, чувствительные кончики ощущали каждую щель, каждую выбоину в старых камнях. Боже! Что я делаю? Нельзя так, нельзя! Почему я сдаюсь? Потому что не смогу без него. Что же ещё остаётся? Какой смысл теперь в том, чтобы дышать, открывать глаза и проживать день за днём, если он никогда меня не простит?

Я снова посмотрела вниз, так просто и так сложно сделать один шаг, единственный шаг длиною и ценностью в целую человеческую жизнь. Просто — потому, что это кажется решением всех проблем, сложно — потому, что обрывать жизнь, свою ли, чужую, — это преступление.

Я ощутила странный холод, он пробежался морозной дорожкой вдоль позвоночника, гнетущая, тяжёлая тоска заполнила сердце, я повернула голову. Едва заметное мерцание совсем неподалёку, на расстоянии вытянутой руки, чуть более сгустившийся воздух, лёгкое марево, приобретшее очертания женской фигуры, прозрачное лицо и пустые безжизненные глаза. Неуловимые смазанные движения будто призрак плавно перетекал из одного места в другое, но мне показалось, что она протянула ко мне руки, и холод прошёл насквозь через все тело, заморозив меня на долю секунды, и я шагнула за край, край времени.