Марьяна Сурикова - Мотылек

— Нет! Остановись!

Не помню как, но лежавший у ног револьвер вдруг очутился в моей ладони. Я наставила его дрожащей рукой на графа, не зная, как ещё остановить неминуемое убийство, и умоляюще произнесла:

— Не забирай его жизнь.

Он медленно повернулся, посмотрел мне в глаза, и сердце заледенело в груди. Никогда еще на моей памяти не приходилось видеть подобной ярости, никогда лицо человека не сковывала маска такого безудержного гнева вперемешку с чем-то ещё.

— Защищаешь его? Угрожаешь мне, мотылёк?

Его голос прозвучал зловеще в опустившейся тишине, но в нём мне послышалась скрытая боль.

— Позволь нам уйти. Отпусти меня, Джаральд.

— Нет! — Его крик оглушил на миг, а в следующую секунду он бросился ко мне так неожиданно быстро, что рука дрогнула, и в конюшне прозвучал громкий выстрел.

Джаральд споткнулся, будто напоролся на невидимую стену и медленно осел на землю. Долю мгновения не могла понять, что происходит, пока не заметила голубоватый дымок над дулом пистолета, а ноздри пощекотал запах пороха. Это я? Я выстрелила в моего Джаральда?

Перевела неверящий взгляд на распростёршееся на полу тело. Соломенный настил медленно окрашивался кровью.

— Джаральд, — револьвер выпал из руки, меня отчаянно замутило. Кровь! Мне казалось она повсюду, вытекает лужей из-под его живота и растекается по всему полу подобно реке, касается носков туфель. Я попятилась, споткнулась и упала на стог сена. Живот скрутило, к горлу подкатила тошнота, я согнулась пополам, и меня вывернуло наизнанку. Тело трясло как в конвульсиях, а ужасный металлический запах раздражал обоняние. Сквозь свой кашель расслышала голос Алекса.

— Лина! Лина!

Я уткнулась лицом в сено, пытаясь сделать вдох.

— Лина, поднимайся, поднимайся немедленно, нужно бежать.

Повернула голову на непослушной шее, посмотрела на баронета. Он был уже на ногах, только пошатывался и зажимал ладонью кровоточащую рану.

— Я убила его. Это я, Алекс, я его убила.

— Лина, нужно уходить, пока никто не пришёл.

Я схватилась руками за живот, преодолевая резь и боль, поднялась и шагнула вниз, ступая по кровавому полу, дошла до графа и опустилась на колени. Склонилась ниже, прижалась лицом к его волосам.

— Лина, да что же ты медлишь? Тебя повесят!

Я совсем не понимала, о чём он говорит, гладила каштановые кудри, шептала бессвязно. Я уже не жила, не жила с того момента, как осознала, что нажала на курок.

А потом Алекс попросту оттолкнул меня в сторону, с такой силой, что я растянулась на полу, а подняв голову, увидела Джима. Он склонился над Джаральдом, схватил того за плечо.

— Хозяин! Ваша светлость!

Он стал переворачивать Джаральда на спину, а я прижала руки к глазам, не желая видеть это лицо мёртвым.

— Хозяин!

Чуть растопырила пальцы, оставляя маленькие щели, сквозь них можно было разглядеть неясные очертания, но без страшных деталей. Джим склонился к груди графа и резко отпрянул.

— Ещё дышит. Ему нужен врач!

Моё омертвевшее сердце стукнуло в груди. Я ползком добралась до Джаральда, путаясь в ставшей слишком неудобной и длинной юбке. Камердинер встал на колени и пытался взвалить графа себе на плечи.

— Джим, Джим, я помогу, я возьму его за ноги. Тут гостиница недалеко.

— Лина! Остановись! Тебя бросят за решётку, ты понимаешь? Пойдёшь с ним и погибнешь окончательно. Спаси себя!

— Алекс, я хочу, чтобы спасли его! — умолкла на секунду, глядя в искажённое отчаянием лицо друга. — Едем с нами, тебе нужен доктор.

— Я могу о себе позаботиться, а с этим ублюдком никуда не поеду и пальцем не пошевелю ради его спасения.

Я промолчала, склонилась ниже и взяла Джаральда за ноги, а Джим поволок неподъемное тело к выходу, согнувшись под его тяжестью.

— Господи, что же творится? Совсем на разбойников управы нет! — хозяйка гостиницы причитала во весь голос, пока её муж с камердинером укладывали графа на узкую кровать.

— Мы за доктором уже послали, — говорил меж тем хозяин, обращаясь ко мне. Я застыла в углу комнаты, не отрывая взгляда от окровавленного тела. Буквально физически ощущала, как время медленно отсчитывает минуты и по капельке забирает у Джаральда драгоценные крупицы жизни. Смотрела и чувствовала, как меня будто распиливают на кусочки тупыми ножами. Он лежал неподвижно, бледный, словно восковое изваяние.

И вдруг его рука дрогнула, а я дёрнулась и хотела рвануться вперёд, но Джим опередил. Камердинер опустился на колени, склоняясь ниже, к самому лицу графа, и бледные губы зашевелились и что-то зашептали слуге. Камердинер выпрямился и произнёс дрогнувшим голосом:

— Он требует священника. Позовите!

Я снова вжалась в свой угол, побледнев настолько, что практически слилась со стеной.

Никогда ещё время не тянулось так долго. Сейчас бы впасть в то спасительное отупение, когда мозг немеет, когда ничего не ощущаешь, не соображаешь и не прокручиваешь раз за разом в голове страшный момент выстрела.

Священник прибыл спустя целую вечность. Врач уже дежурил за дверью, но по приказу графа его не впускали прежде святого отца. Всех попросили удалиться, едва священник вошёл в комнату. Я тоже сделала шаг к выходу, но Джим остановил.

— Он не хочет, чтобы вы уходили.

Камердинер вышел последним и затворил дверь. Теперь нас осталось только трое. Святой отец опустился на колени возле кровати, взял в руки чётки и склонил голову, приготовившись выслушать исповедь умирающего.

Джаральд говорил тяжело, задыхаясь, делая паузы между словами.

— Святой отец... повенчайте нас с этой женщиной, я совратил её и перед смертью желаю... искупить грех. Может быть... она носит моего ребёнка.

Я вдруг задрожала от нахлынувших эмоций. Боль вкручивалась в сердце кривым штопором. Он желает жениться на мне после того, как я выстрелила. Не могу, не могу принять эту жертву. Как жить его вдовой, в его замке, после смерти Джаральда?

— Дитя, дайте вашу руку, — священник протягивал ладонь, а я замотала головой. Слезы текли по лицу, пробивая себе путь на свободу сквозь щит тоски и боли. — Я не заслужила, это я... все я...

— Дитя, если вы носите под сердцем ребёнка, то после рождения ему придётся платить за ваши грехи. Исполним последнюю волю этого мужчины и дадим ему уйти со спокойной совестью.

Протянула дрожащие пальцы, и священник соединил наши ладони. Он повысил голос и позвал Джима, который тотчас же вбежал в комнату.

— Приведите хозяина с женой, пусть засвидетельствуют законность брака.

Короткий обряд в присутствии троих свидетелей, и я стала графиней Рокон. Холодные пальцы Джаральда касались моей руки, а я все плакала и плакала, не переставая, с трудом выталкивая слова клятвы из сжавшегося горла. Если жить, то только чтобы произвести на свет ребёнка Джаральда, а потом уйду следом за любимым мужчиной, я не смогу существовать без него.