Владимир Кирсанов - 69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы

От кровного семейного одиночества избавила Фаину Раневскую Павла Леонтьевна Вульф. Новая встреча с ней произошла в Ростове-на-Дону как раз в те дни, когда «Святой Николай» пристал к турецкому берегу. Началась почти сорокалетняя жизнь Фаины Раневской рядом, вместе с Павлой Вульф.

Невероятная степень близости Вульф и Раневской просматривается сквозь ревность к бабушке Алексея Щеглова, автора книги о жизни Фаины Георгиевны, написанной на основе личных воспоминаний и записок Раневской. «Родная дочь Вульф, – кажется Щеглову (речь идет о его матушке – Ирине Вульф), – вызывала у Фаины чувство ревности и раздражения…». Она, Ирина, «отходила в тень, не находила тепла в своим доме». Но все-таки в Крыму это еще была семья из четырех человек – Павла с дочерью, Фаина и Тата (Наталья Александровна Иванова – портниха и костюмерша Вульф). Там в первые годы революции они выжили благодаря заботе поэта Макса Волошина.

Все изменилось в 1923 году, когда все вернулись в Москву из Крыма: «это были уже совершенно непохожие две семьи – мхатовской студентки Ирины Вульф и другая – Павлы Леонтьевны, Фаины и Таты».

В 1925 году Вульф и Раневская вместе поступили на службу в передвижной театр московского отдела народного образования – МОНО. Он, следуя своему названию, скитался по стране – Артемовск, Баку, Гомель, Смоленск, Архангельск, Сталинград… Семь лет совместного быта в «театральном обозе».

С 1931 года, после возвращения в Москву, Вульф занялась педагогической работой в театре рабочей молодежи – ТРАМ. Раневская сыграла свою первую роль в кино – «Пышка» Михаила Ромма. В 1936 году Павла и Фаина ненадолго расстанутся. Театр Юрия Завадского, в котором служила Павла в звании Заслуженной артистки РСФСР, переведут в Ростов-на-Дону. «Женская колония», по словам Раневской, соберется вновь в эвакуации в Ташкенте. Частым гостем дома Вульф-Раневской станет Анна Андреевна Ахматова. Интересно, что свою связь с Борисом Пастернаком Ахматова будет сравнивать с отношениями Раневской и Павлы Вульф: «она говорит, что Борис Пастернак относится к ней, как я к П.Л.».

Раневская вообще после смерти Вульф как-то тяготилась необходимостью объяснить их долгую совместную жизнь. И не находила ничего иного, как соотнести их союз с наиболее успешными творческими гетеросексуальными парами. Наблюдая за вежливыми и трепетными благодарностями между Григорием Александровым и Любовью Орловой, Раневская однажды «заплакала от радости, что так близко, так явственно видит счастье двух талантов, созданных друг для друга». «Очень, очень редко так бывает. Ну с кем еще случилось такое? Разве что Таиров и Алиса Коонен, Елена Кузьмина и Михаил Ромм. Кому еще выпало подобное?.. О себе могу сказать, что не была бы известной вам Раневской, если бы в начале моего пути я не обрела друга – замечательную актрису и театрального педагога Павлу Леонтьевну Вульф».

После возвращения из эвакуации в 1943 году Раневская «боялась надолго разлучаться с Вульф, беспокоилась о ее здоровье, скучала». Хотя с 1947 года Фаина и Павла стали жить отдельно, они встречались и проводили друг с другом достаточно много времени. Вместе отдыхали: «…Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П. Л.» – запись «на клочках» 1948 года.

В недолгие недели расставаний они беспрестанно созванивались, писали друг другу нежные послания: «Все мои мысли, вся душа с тобой, а телом буду к 1 июля… Не унывай, не приходи в отчаяние». Это из переписки лета 1950 года... Обеим было уже за 50 лет.

Уход Павлы Леонтьевны стал для Фаины Георгиевны невозвратной потерей, которая на несколько лет остановила всю ее жизнь. Это был оглушительный удар, он смел все и не оставлял надежды на будущее: «…скончалась в муках Павла Леонтьевна, а я еще жива, мучаюсь как в аду…» «Как я тоскую по ней, по моей доброй умнице Павле Леонтьевне. Как мне тошно без тебя, как не нужна мне жизнь без тебя, как жаль тебя, несчастную мою сестру».

В конце жизни Фаина Раневская, задумываясь над вопросом, любил ли кто-нибудь ее, отвечала: «В этой жизни меня любила только П.Л.» «Как я всегда боялась того, что случилось: боялась пережить ее». Но это произошло, и Раневская постепенно пришла в себя и восстановила дружеские отношения с Анной Андреевной Ахматовой, которую называла в Ташкенте своей madame de Lambaille.

Но Павла по-прежнему оставалась в сердце. На обороте фотографии Вульф Раневская где-то в конце 1960-х написала: «Родная моя, родная, ты же вся моя жизнь. Как же мне тяжко без тебя, что же мне делать? Дни и ночи я думаю о тебе и не понимаю, как это я не умру от горя, что же мне делать теперь одной без тебя?»

Около пятнадцати лет, судя по запискам Раневской, мысли о невосполнимой потере после смерти Павлы Вульф не покидают ее. Павла ей беспрестанно снится, «звонит с того света», просит прикрыть холодеющие в гробу ноги. И на склоне жизни, перебирая в памяти самое важное, Раневская запишет: «Теперь, в конце жизни, я поняла, каким счастьем была для меня встреча с моей незабвенной Павлой Леонтьевной. Я бы не стала актрисой без ее помощи. Она истребила во мне все, что могло помешать тому, чем я стала...

Она умерла у меня на руках.

Теперь мне кажется, что я осталась одна на всей планете».

«На склоне лет: мне не хватает трех моих: Павлы Леонтьевны, Анны Ахматовой, Качалова. Но больше всего П.Л.»

Были ли в жизни Фаины Раневской мужчины? Мы не может назвать ни одного. Да, она влюблялась в своих партнеров на сцене – на один спектакль, на время съемок – в режиссеров. Но это была влюбленность в их талант, в их пронзающий душу дар. Любила ли Раневская кого-нибудь иначе – со страстью неспокойного сердца, слепо рвущегося навстречу дорогого тебе человека? Нет, таких не было. Несостоявшиеся и неудачные ее свидания («…не так много я получала приглашений на свидание») – постоянный предмет актерской иронии, сквозь которую просвечивает характерная только трагикомическому таланту Раневской жизненная драма. Ну разве что вспомнить можно ее непонятную короткую дружбу с Толбухиным, которая оборвалась со смертью маршала в 1949 году.

Последние годы Раневская провела в Южинском переулке в Москве в кирпичной шестнадцатиэтажной башне, поближе к театру. Жила в одиночестве с собакой по кличке Мальчик.

«Экстазов давно не испытываю. Жизнь кончена, а я так и не узнала, что к чему».

В кино и на сцене, словно иронизируя на темы своего «лесбиянизма», Раневская оставила довольно двусмысленных шуток. Чего стоит хотя бы ее «Лев Маргаритович» (так называет себя героиня, потерявшая «психологическое равновесие» из-за коварного любовника) в фильме Георгия Александрова «Весна». Эту реплику придумала сама Раневская. А роль в постановке пьесы Лилианы Хелман «Лисички» в Московском театре драмы в 1945 году она просто сыграла, полагает Ольга Жук, как «сложную драму лесбийских переживаний».