Р.Дж. Льюис - Борден 2

— Тебе не выиграть, — проклокотал Маллиган, вытягивая руки в безуспешной попытке дотянуться до оружия.

— Я уже выиграл, — прохрипел Борден. — Первое гребаное правило, если ты планируешь кого-то замучить: никогда не оставляй ему возможность использовать руки.

Это было рискованно. Если Борден отпустит его, чтобы нанести удар ножом, то даст тому возможность схватить пистолет. Но какой у него был выбор? С каждой секундой силы покидали его. Он резко вдохнул и отпустил Маллигана, Тот схватил пистолет, повернулся, и в тот же миг Борден всадил лезвие ножа ему в грудь. Прозвучал выстрел, от которого у Бордена зазвенело в ушах, но пуля пролетела рядом с головой. Маллиган выстрелил снова, извиваясь всем телом в попытке избавиться от веса навалившегося на него Бордена. Подмяв под себя его истекающее кровью тело, Борден выдернул нож и нанес еще один удар — прямо в сердце.

— И правило номер два, — прохрипел он, когда из горла Маллигана хлынула кровь. — Никогда не приходи в одиночку мучить безбашенного отморозка.

Он выдернул нож из груди Маллигана и быстро выхватил пистолет из его ослабевшей хватки. Затем, привалившись спиной к умирающему булькающему куску дерьма, уставился на дверь. Остальные мудаки могли услышать выстрелы, и Борден, вооруженный ножом и пистолетом, должен был быть готов к их появлению.

Он должен был.

Эмма

Солнце только что поднялось, когда машина выползла на грунтовку. Я разволновалась, оказавшись так близко к тому месту, где меня хоронили. Молодой человек, Джим, кивнул вперед, и Хоук поехал по извилистой дороге. Я бросила взгляд через плечо — за нами следовала дюжина машин, заполненных вооруженными байкерами и людьми Бордена. Мы были готовы к войне, хотя Джим заверил нас, что ее не будет. Он сказал, что в хижине всего несколько человек, не считая Маллигана. Хотя у Маллигана много сторонников, но он, выйдя из тюрьмы, только начинал разворачивать свою деятельность и к этому моменту еще не имел безгранично преданных людей, на которых мог бы рассчитывать. Другими словами, за ним было не так много людей, как он рассказывал.

У меня не было возможности обдумать все это, так как машина остановилась перед симпатичной хижиной рядом с тремя другими припаркованными автомобилями. Я думала о мужчине, которого любила, и надеялась, что он все еще цеплялся за жизнь.

— Оставайся здесь, — сказал мне Хоук.

Ага, сейчас!

Я вылезла вместе со всеми. Наша внушительная толпа — больше сорока вооруженных людей — осторожно, но уверенно двинулась к хижине. Для ублюдков, находящихся внутри, самым разумным было бы сдаться.

Но до этого не дошло. Все остановились как вкопанные и уставились вперед. Они смотрели на окровавленного человека, сидящего в одних трусах на ступенях хижины. В одной руке он держал пистолет, в другой — тяжелый на вид мясницкий нож.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу, и я продолжила идти к нему, будучи уверенной, что единственная сохранила способность двигаться. Нет, не двигаться. Бежать!

— Маркус! — закричала я, слезы обожгли мне глаза.

Он смотрел прямо на меня: на полностью покрытом кровью лице угадывалась единственная знакомая деталь — его яркие голубые глаза. Единственные глаза, в которые я хотела смотреть.

— Что за херня, почему вы так долго? — медленно спросил он хриплым ослабшим голосом.

Я услышала смех за спиной, но мне было не смешно. Рыдая, я опустилась перед ним на колени. Обвила руки вокруг его шеи, не заботясь о крови, пачкающей мою одежду. Он отшвырнул нож и обхватил меня рукой, крепко прижимая к груди.

— Я так испугалась, — всхлипнула я, прижимая его к себе. Он захрипел от боли, и я отстранилась. — Ты ранен.

Он притянул меня обратно в свои объятия и пробормотал:

— Нет, я в порядке. Просто несколько царапин. Держи меня крепче, куколка. Не отпускай меня.

Я целовала его везде. Вверх по его шее, вдоль подбородка, к этим сладким губам. Они были испачканы, но мне было плевать. Он выглядел ужасно, но мне было все равно. Он был жив. Он был в порядке, и больше ничего не имело значения.

— Ты станешь моей женой, — прошептал он мне на ухо, когда я отстранилась, чтобы взглянуть на него.

Взяв его за руку, я собралась улыбнуться, когда мое внимание привлекло это. Мое тело застыло, и я с ужасом уставилась на дырку в центре его покрытой кровью ладони. Она выглядела рваной и воспаленной.

— Что они сделали с тобой? — в истерике спросила я.

Он стиснул зубы, борясь с болью, и сказал:

— Они просверлили мне дыры в руках.

У меня отвисла челюсть.

— Ты гребаный отморозок! — выкрикнул Гектор.

За нашими спинами раздался коллективный смех. Типичные отмороженные байкеры, и, судя по ухмылке на его лице… типичный отмороженный Борден.

Мы укутали его в толстое одеяло и повезли в больницу.

— Если ты не перестанешь так смотреть на меня, я тебя трахну, — сказал он мне, лежа дома на нашей кровати. Его привели в порядок, и это оказалось непростой задачей. Очень сложно объяснить врачу, что большая часть крови, покрывавшей тело Бордена, принадлежала вовсе не ему. Но, как всегда повторял Борден, молчание любого человека можно купить, располагая нужным количеством долларов.

— Ты едва шевелишься, — ответила я, присаживаясь на край кровати. — Тебе нужно отдохнуть. Завтра придет медсестра, чтобы сменить повязки на твоих руках.

— Я сам могу их сменить.

Я закатила глаза.

— Знаешь, врачам здорово досталось за то, что ты ушел из больницы, и достанется еще больше, если ты будешь отказываться от лечения…

— Мои руки в порядке. Я не умираю. Мне нет нужды лежать на гребаной больничной койке, когда я могу находиться в собственной постели, трахая тебя.

Я не смогла сдержать улыбку.

— Я должна была догадаться, что ты из тех людей.

— Каких людей?

— Тех, которые упорно избегают больниц, чтобы получить помощь.

— Я не хочу быть вдали от тебя, — серьезно ответил Борден.

Я забралась к нему в постель, и он обнял меня. Глаза до сих пор болели — я столько проплакала. Даже узнав, что с ним все в порядке, не могла остановить поток слез.

— Я думал, ты умерла, — прошептал он. — Он показал мне твою фотографию в том ящике… и я подумал, что ты умерла.

Я только покачала головой, сглатывая ком в горле.

— Хоук спас меня.

Я уже рассказывала все это ему, но, видимо, он захотел снова это услышать.

— Значит, я обязан ему жизнью, — ответил он.

— Ты имеешь в виду, я?

— Эмма, моя жизнь — это ты .

Мое сердце забилось сильнее, и слеза скатилась по щеке, когда я тихо заметила:

— Грэм погиб.

— Да.

— Это моя вина, не так ли? Если бы я только могла представить, чем обернется для тебя этот звонок Блайт, то никогда не поехала бы выручать ее…