Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Повесть кончается словами: «Роман окончен. Любовники соединились, и гений добра безусловно воцарился в доме, в лице Фомы Фомича». Но дальше рассказчик описывает свадь­бу «осчастливленных», во время которой Фому Фомича «но­сили на руках. Но как-то случилось, что его один раз об­несли шампанским. Немедленно произошла история, сопро­вождаемая упреками, воплями, криками... Свадебный, пир по­ходил на похороны. И ровно семь лет такого сожительства с благодетелем, Фомой Фомичом, достались в удел моему бед­ному дяде и бедненькой Настеньке. До самой смерти своей (Фома Фомич умер в прошлом году) он киснул, куксился, ло­мался, сердился, бранился, но благоговение к нему «осчастив- ленных» не только не уменьшалось, но даже каждодневно во­зрастало, пропорционально его капризам».

В «Селе Степанчикове» уже возникли мысли, которые поз­же составят основу многих книг Достоевского, начиная с «Униженных и оскорбленных». Добрый и честный помещик Ростанев напоминает старика Ихменева своей готовностью помочь любому, кто нуждается в его помощи, и своей беско­рыстной верой в благородство князя Валковского. Валков- ский нимало не напоминает Фому Фомича, но жизненный принцип у них один: эгоистическая власть над людьми. Не­вольно возникает вопрос: зачем же доброму и хорошему че­ловеку быть добрым и хорошим, если ему от этого — одни неприятности, а выиграет человек эгоистический и плохой? Так, в «Селе Степанчикове» побеждает в конце концов Фома Фомич, а в другой повести того же периода — «Дядюшкин сон» побеждает первая дама уездного города Мордасова Марья Александровна, обеспокоенная в течение всей повести одной заботой: повыгоднее продать свою красавицу-дочь.

Зачем хорошему человеку быть хорошим? — этот вопрос будет вставать на страницах многих романов Достоевского. Да, в жизни легче тем, у кого нет ни чести, ни совести, — к такому горькому выводу придет Достоевский. И нельзя даже сказать, чтобы они испытывали угрызения совести, поскольку совесть их молчит. Но если уж человек научился различать добро и зло, это обязывает его служить добру, потому что ина­че совесть его замучает. Как это происходит в жизни, мы увидим, вернувшись к страницам «Униженных и оскорбленных». Мы остановились на сцене встречи Наташи с Алешей, который не приезжал к ней пять дней, и бедная девушка, измученная беспокой­ством и ревностью, стара­лась сдержаться, не упрекнуть ни в чем Алешу, чтобы не огорчить его.

Век девятнадцатый, железный, Воистину жестокий век! Тобою в мрак ночной, беззвездный Беспечный брошен человек!

А. Блок

Глава IV

АЛЕША ВАЛКОВСКИЙ

1. «Вечное несовершеннолетие»

«...Он был как в исступлении. Я при­двинул ей кресла. Она села. Ноги ее под­кашивались».

Так — очень характерно для Достоев­ского — кончается первая часть романа «Униженные и оскорбленные». Характер­но, во-первых, для этого романа. И, во- вторых, для всего вообще творчества пи­сателя. «Униженные и оскорбленные» пе­чатались в журнале «Время», издавали его братья Достоев­ские: Федор и Михаил. В журнальном варианте распределе­ние глав по частям было не такое, какое мы видим сейчас: Достоевский многое изменил в романе, когда готовил его для отдельного издания. Но первая часть и в журнале кончалась, как теперь, в тот же напряженный момент, как говорится, — «на самом интересном месте». Что такое хотел сообщить, «объяснить» Алеша? Как изменится, как повернется теперь судьба героев? Все это читатель должен узнать из следующе­го номера журнала. Достоевский уже хорошо понял законы журналистского дела — важно было заинтересовать чита­теля, заставить его запастись терпением и ждать.

Вторая часть начинается словами: «Через минуту мы все смеялись как полуумные». Чему смеялись? Что дало повод для смеха? Алешина «приготовленная важность от наивной гордости владеть такими новостями». Какие же такие но­вости привез Алеша?

Прежде всего, он делает важное признание: «...я тебя все время обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж обманывал...»

Вот уж что, действительно, неожиданно. Мы столько слы­шали об Алешином прямодушии, о его естественной, искрен­нейшей правдивости... Обманывал? Так что же он такое, этот веселый мальчик с чистыми глазами? Неужели даже Иван Петрович ошибся в нем? Наташа сразу разрушает наше недо­умение. Алеша-то убежден, что утаил от нее месяц назад по­лученное суровое письмо отца, где «он прямо и просто — и заметьте себе, таким серьезным тоном, что я даже испугал­ся», — наивно признается Алеша, — приказывал сыну вы­бросить из головы «все эти» вздоры (то есть любовь к Ната­ше) и приготовиться жениться на ком укажут. Алеша-то убежден. Но Наташа весело восклицает: «Совсем не утаил... Все рассказал!»

Хорошо это или плохо, что он не умеет, не может ничего скрыть от любимой женщины? А может быть, и надо бы кое- что скрыть: например, свой страх перед отцом. И не только от нее — от себя самого надо скрывать свой страх, только так и можно превратиться в мужчину, перестать быть «веч­ным несовершеннолетним», вечным подростком. Но Алеша и не знает, что страх перед отцом возможно скрыть и преодо­леть. Один раз он уже признался: «...я даже испугался». Те­перь снова повторяет: «...такой тон, что я и руки опустил . Ни­когда отец со мной так не говорил. То есть скорее Лиссабон провалится, чем не сбудется по его желанию ; вот какой тон!»

Алеше не стыдно признаваться в страхе перед отцом. Не стыдно обнаруживать свою слабость, хотя он понимает, что должен был проявить твердость. Но — не умеет. И не стыдится этого. Стыд — очень важное для человека чувство, стыд сделать плохое иногда имеет большую силу, чем жела­ние сделать хорошее. Такое желание у Алеши есть: «Я при­готовился ему отвечать твердо, ясно, серьезно, да все никак не удавалось». Другому было бы совестно признаться в этом даже самому себе. Алеша признается всем, он такой бесхи­тростный! И тем не менее в этом его рассказе начинает про­глядывать не просто легкомыслие: бесхитростная, нерасчет- *7ивая низость.

Конечно, князю Валковскому ничего не стоило перехит­рить наивного мальчика. Но — не только перехитрить. Отец просто-напросто купил сына. Он не убеждал его больше: «...напротив, показывал такой вид, как будто уж все дело ре­шено... Со мной же стал такой ласковый, такой милый. Я про­сто удивлялся». Вместо того чтобы насторожиться, пригото­виться противостоять хитроумной тактике отца, — Алеша удивлялся.