Геннадий Николаев - Освобождение Звезды

Когда становилось невмоготу от всей этой «деятельности», я прятался на дачу (телефона там не было) и искренне радовался: какое это благо — жить без телефона!

И вдруг... в один из моих приездов в город Инна подает мне свежий но­мер «Известий» (15 сентября 1987 г.). Под рубрикой «Кадровый вопрос» — огромная статья: «Чтоб «Звезде» не угаснуть». Глянул на подписи: М. Панин, Н. Неуймина, А. Урбан, Н. Чечулина, К. Матвеенко, А, Арьев (тогда работав­ший литконсультантом в отделе прозы «Звезды»). Меня так и окатило.

«...Он шесть или семь раз подавал заявления об уходе на пенсию. Шесть или семь раз ему отказывали. Эти заявления мало кто видел, но все вокруг с его слов знали, что они были поданы и что его снова упрашивали остаться. Так продолжалось лет десять.

Очередное заявление, поданное в самый канун январского Пленума ЦК (по кад­ровым вопросам. — Ред.), было наконец удовлетворено: время такое, надо обновлять кадры. Заявление торжественно огласили на рабочем совещании в присутствии всех сотрудников. Было также сказано, что он, главный редактор журнала «Звезда» Г. К. Холопов, проработавший на этом посту три десятилетия, задержится недолго — до 15 мая, пока сдаст дела преемнику: хватит, дескать, пора и молодым поработать..,

<...> Тут бы и кончиться этой истории с уходом на пенсию. Человек устал, а мо­жет, отстал... Это бывает даже с очень хорошими руководителями.

<...> Что же произошло? Был журнал как журнал, не хуже других, и вдруг стал скучным, неинтересным...

<...> Есть такое соревнование: бег в мешках. Хорошо выглядит в этом соревно­вании не тот, кто хорошо бегает, а тот, кто хорошо бегает в мешке. И вот мешки сняли... Одни ушли вперед легко и свободно, а другие так и стоят в недоумении: за­чем сняли? Ведь была простая и ясная установка: печатать про достижения, а про загрязнение Ладожского озера — нельзя, про карьеризм и круговую поруку ответст­венных товарищей — нельзя, не говоря уже про «культ личности».

<...> Нам, сотрудникам редакции, стыдно и больно говорить о том, но факт есть факт: «Звезда» оказалась на обочине жизни.

<...> И вот, наконец, заявление об уходе оглашено, оформляется персональная пенсия...

<...> Прошел месяц, второй. Решение не принималось. Зато поползли слухи и домыслы: у обкома, мол, свои соображения на сей счет... Попытка делегации сотруд­ников журнала выяснить, как обстоит дело с назначением нового главного редакто­ра, тоже не увенчалась успехом. В беседе с ними заведующий сектором культуры A. Попов сказал, что обком думает над этим вопросом и вообще, мол, это номенкла­тура, вы не очень-то, самодеятельности тут никто не допустит.

<...> Через два дня на открытом партийном собрании редакции люди стали под­ниматься один за другим и говорить: предлагаем поддержать кандидатуру Г. Никола­ева. Говорили горячо, открыто<...> А потом вдруг встал партгрупорг редакции

B. Кузнецов и. сказал: «Дорогие товарищи! Друзья! Вы еще ничего не знаете... Сей­час я сообщу вам радостную весть. Сегодня утром нашему дорогому Георгию Кон­стантиновичу позвонили из обкома и сказали, что он остается главным редактором еще на несколько лет, до своего 75-летия. Заменить его некем...»

<...> Главный редактор, словно и не было предпенсионной апатии и грусти, раз­вил бурную деятельность по перестройке редакции: «Забудьте, что я был главным редактором 30 лет. Считайте, что вам назначили нового главного редактора. Мне по­звонили, мне дали права. Буду менять редколлегию». Поползли слухи: «главный ска­зал, что уволит полредакции». И редакция притихла...»

Наиболее точно найденные авторами статьи слова — «стыдно и больно». И — надо добавить — тревожно! Как бы ни складывались служебные отно­шения в редакции, а по-человечески мои, да и авторов статьи, отношения с Георгием Константиновичем были все-таки теплыми. Умел он расположить к себе, имел редкий дар — обаяние. Начнет, бывало, рассказывать о своей не­легкой и пестрой молодости — Баку, Петроград-Ленинград, начало войны — заслушаешься! «Ту» жизнь он знал не понаслышке, с «этой» было сложнее. Тревожно потому, что, несмотря ни на что, его уважали, даже любили и пе­реживали за него (любили как интересного и неплохого человека!).

Казалось бы, тридцать лет отработал, перенес тяжелейший инфаркт, чу­дом выкарабкался, все время на лекарствах, под угрозой рецидива, ну, уйди ты на покой, перестань дергать близких тебе людей, семью, друзей — нет, не таков был Георгий Константинович...

Зная мои взгляды, ОК КПСС держался за Холопова до последнего. Это была драма, довольно банальная для того времени. Но если позиция Холопо­ва была ясна и даже могла вызвать у кого-то уважение, то столь беззастен­чивое и циничное использование больного человека работниками обкома партии с целью оттянуть время и поставить на «Звезду» своего человека, — эта обкомовская «игра» с самого начала сильно отдавала нечистоплотной интригой.

Прочтя статью в «Известиях», я понял, что редакция взбунтовалась и лучшая ее часть ступила на тропу войны против главного редактора. Моим ^первым чувством была досада. Конфликты, борьба — не моя стихия. Всю жизнь я стремился находить взаимоприемлемые решения, компромиссы, уходить от лобовых столкновений с людьми, мыслящими иначе, чем я. А тут меня все круче и круче затягивало в конфликт — помимо моей воли!

Ясно, что статья осложнила и без того запутанную ситуацию в журнале, но, вероятно, она была необходима, так же, как и острое выступление А. Арьева на заседании правления Ленинградской писательской организа­ции, где Арьев в присутствии партийного и литературного начальства жестко «препарировал» ситуацию с журналом и чрезвычайно доходчиво объяснил все причины и следствия сложившегося тупика. Выступление его вызвало болезненную реакцию у начальства и «чувство глубокого удовлетворения» у всех остальных.

Напряжение в редакции нарастало и продолжалось до конца мая 1988 го­да, когда в Ленинградской писательской организации произошло действите­льно небывалое событие: 26 мая 1988 года ленинградские писатели на об­щем собрании выбирали... главного редактора журнала «Звезда».

«...Вниманию собрания были предложены три кандидатуры: писателей Г. Нико­лаева, Ю. Помпеева, Г. Горышина... А потом состоялось тайное голосование. Наиболь­шее число голосов — 133 (из 188 присутствовавших членов Союза) получил Г. Нико­лаев. Разумеется, это еще не формальное решение о назначении редактора. Оконча­тельный «вердикт» вынесет конкурсная комиссия, а затем секретариат Союза писателей СССР...» (Илья Фоняков, «Редактор по конкурсу» — «Литературная газе­та», 08.06.88).

Убежден, что собранию предшествовала серьезная «подковерная» борь­ба, но мы уже никогда не узнаем подробностей подготовки этого поистине уникального собрания, первого в истории Союза писателей СССР! Но всем было ясно: времена изменились, и обкому партии уже не удастся волевым решением назначить угодного человечка на номенклатурный пост, как это бывало прежде. А то, что, помимо трех открытых кандидатов, обсуждавших­ся на общем писательском собрании, у обкома были «свои», секретные кан­дидаты, выяснилось довольно скоро...