Упоров Николаевич - Повелитель Запретной Магии

Кассандра ушла, а Катарина осталась на месте, размышляя о сказанных ею словах.

'Действительно, что же он ненавидит? Когда-то утверждал, помню, что ему не по нраву люди двух типов. Одни — это те, кто возлагает свою ответственность на других, а другие — принимающие чужую ответственность на себя. Недавний случай с матерью Роуз вполне подходит под эти категории. Она благополучно воспользовалась любовью дочери, заставляя ее жалеть себя. Та, в свою очередь, терпела бог знает что, лишь бы не думать собственной головой и удовлетворить все ее капризы. Можно сказать, мать свалила бремя на дочь, а она безропотно взяла все на себя. Достаточно типичная семейная ситуация, если бы не ужасные последствия. Но… есть кое-что, что меня смущает в данной теории. Реннет никогда не говорил, что готов убить человека из ненависти. Наверное, то же самое имела в виду Кассандра…'

Она вспомнила лицо юноши в момент, когда был нанесен злополучный удар. В нем определенно не чувствовалось ненависти. Тогда что еще?

Мистик думала, прокручивала в голове все по порядку, стремясь сложить целостную картину, но все равно оставались пробелы.

Недостающие куски любезно преподнес ей Лангиниус, во время ужина. Так же как она, дьюрар сидел донельзя задумчивый. Заметившая это, Валент не постеснялась полезть к нему с расспросами:

— О чем ты постоянно думаешь?

Как всегда, вопрос прозвучал раздражительно и грубо, но, тем не менее, тот ответил ей коротким 'О будущем'. Наемнице такой ответ явно показался скучным.

— Подружка, да? Наверняка у тебя на родине ждет красавица с клыками и такими же зубастыми ребятишками.

— С чего вообще такой вывод? — удивился тот искренне.

— Разве нет? Или красавиц несколько? Ты, помнится, говорил, что у вас принято многоженство. Просто отвратительно становится при мысли…

'Об этом-то они когда успели поговорить?' — в буквальном смысле оцепенела Катарина. Она видела, как между наемницей и хищником то и дело пробегают странные искры, однако не думала, что у них до таких разговоров дошло. Реннет и она сама долгое время держали дистанцию и не заговаривали на серьезные темы, чтобы не усложнять друг другу жизнь.

— Я не говорил 'принято'! У нас допускается такого вида брак и это верно, но похожие случаи больше исключение, нежели закономерность, — отбивался Лангиниус, стремясь совладать с разыгравшимся воображением девушки. — И потом, семья — нечто более серьезное, чем близость и совместное проживание. Это цепи, связывающие двух дьюраров между собой. Раздражают, причиняют боль, но если один провалиться в пропасть, остальные удерживают его теми же цепями и поднимают. Будь у меня семья, не шатался бы по чужим землям.

Валент замолчала, то ли размышляя над его словами, то ли уже переключившись на другую, более интересную тему. Неподалеку от них два совсем еще юных мага обменялись мнениями:

— Какие ужасы он описывает.

— Ага, это что получается, женитьба принесет сплошные страдания?

Катарина же поняла для себя нечто важное. До этого момента нить ускользала у нее из рук, однако теперь женщина начала понимать мотивы, которыми руководствовался Реннет. И после ужина она навестила его.

Прихватив вторую кружку с горячим чаем, заваренным из недавно собранных диких яблоневых и малиновых листьев, мистик подсела к нему. Тот с едва заметным беспокойством посмотрел на нее, но протянутую кружку взял без лишних колебаний.

— Какой чай тебе нравится, или же предпочитаешь другие напитки? — спросила она.

— К чему этот вопрос?

— Пытаюсь узнать, что тебе по нраву, а что не любишь.

Отговорки или молчание не сработают. Реннет был уверен в этом уже по одному взгляду на выражение ее лица. С другой стороны, не отвечать на столь безобидный вопрос у него не нашлось повода.

— Нравится красный и зеленый, который из мяты и смородины. Еще конечно бобовый напиток. А вот белый чай совсем не нравится.

— Ого! — хмыкнула та, а затем задумчиво отхлебнула из кружки. — Никогда не слышала о бобовом напитке? Неужели имел в виду сброженные соевые бобы?

— Нет, не он. В самом деле не слышала?

Женщина кивнула.

— Он сладкий. Точнее, его делают таким. Обычно готовится из сброженных и высушенных на солнце коричневых бобов, потом обжаренных и перемолотых. Имеет высокий бодрящий эффект, но и стоит очень дорого, — он улыбнулся, вспомнив удивительно приятный вкус, долго остающийся на языке.

— Значит, угостишь меня как-нибудь.

Юноша неуверенно, но кивнул, не заметив ее улыбки. То, что Катарина пришла не о напитках и вкусах расспрашивать, он понял с самого начала и сейчас терпеливо дожидался, когда она соизволит заговорить о главном.

— Знаешь, теперь ты не кажешься мне странным и милым, — внезапно сказала та, обескуражив его и сбив с настроя.

— В смысле? — не смог понять Реннет.

— Я о твоем недавнем поступке. Сейчас, когда я знаю правду, мне хочется тебя ударить. Глупее способа помогать кому-то никогда не встречала, а больше всего бесит то, что ты взял на себя еще одно убийство.

Вытряхнув из кружки остатки чая, она обернулась и одарила юношу разгневанным взглядом.

— В чем же правда, по-твоему?

— Семейные узы!

— Продолжай, — настаивал он как ни в чем ни бывало.

— Мать той девушки. Ты убил ее, основываясь не на злости или ненависти. На подобное ты бы не пошел.

— Считаешь?

— Знаю, — поступил решительный ответ. — Женщина она и вправду была никчемной. Из-за ее слабости и нерешительности страдала дочь. Она могла уйти из замка, но не стала, потому что вне его стен им пришлось бы столкнуться с трудностями. Вместо этого она осталась в доме любовника, терпя оскорбления. В принципе, на нее-то как раз тебе было плевать, так? Хуже всего, собственной мягкотелостью эта женщина обрекла свое дитя на столь отвратительную жизнь. Она оправдывала свои слабости жестокостью внешнего мира…

Реннет вслух заметил, что последнее уже предположения самой Катарины.

— Возможно, но лично я не назвала бы ее настоящей матерью. Она должна была не причитать, стоя на коленях, а бороться за благополучие дочери. Ты видел это в ее глазах, слышал в ее голосе, да? Видел, что ничего не изменится.

— Мало ли, что можно увидеть в глазах, — усмехнулся Реннет, но мистик не давала ему и малейшего шанса уклониться.

— Узы семьи — вот в чем корень проблемы. Мать тянула за собой в пропасть дочь. Более чем уверена, даже после освобождения от ублюдка-братца, для Роуз ничего бы не поменялось. Ее мать продолжала бы тянуть на дно. Ты принял решение разорвать эти узы, освободив дочь и подарив ей возможность жить ради себя.

— То есть, ты уверена, что не ошибаешься.

— Не ошибаюсь, хотя все остальные увидели в твоих действиях лишь безмерную жестокость.