Peter Kreeft - Unknown

Помимо эпистемологического реализма Аристотелева логика также внутренне предполагает и метафизический реализм. (Метафизика – это раздел философии, который изучает, что такое реальность, а эпистемология изучает, что такое познание). Эпистемологический реализм заявляет, что объектом познания выступает реальный мир. Метафизический реализм утверждает, что реальность познаваема, что она упорядоченна. То есть, когда мы, например, говорим «человек – это разумное животное», мы не приносим порядок в непознаваемый мир случайности и хаоса; но тем самым мы открываем уже существующий порядок, а не творим его. То есть такие понятия как «человек», «животное», «вещь», «свойство» берутся из реально существующего мира, а не навязываются реальности нашим языком и мышлением.

Метафизический реализм совершенно естественно следует за эпистемологическим реализмом. Технически метафизический реализм означает уверенность в том, что обобщения соответствуют реальности, что у вещей действительно есть общая природа, что такие универсалии, как «человеческая природа» реально существуют, и мы можем их познать.

Существует две формы метафизического реализма: Платон считал универсалии реальными вещами-в-себе; в то время как Аристотель, что более соответствует здравому смыслу, считал универсалии реально существующими аспектами вещей, которые мы мысленно из них абстрагируем.

Противоположность реализма – номинализм, то есть вера в то, что универсалии есть только имена (nomini), сотворенные человеком. Тогда универсалии связаны между собой лишь как субъект и предикат в утверждении («Яблоки – это фрукты». «Человек – это смертное существо»).

«Аристотель никогда не считал разработанную им логику лишь формальным инструментом, подобным правилам исчисления в математике. Он связывал логику с онтологией (метафизикой): мышление понятиями предполагает, что мир состоит из устойчивых видов» (J.Lenoble. La notion de l’experience. Paris, 1939. P.35).

Символическая логика представляет собой набор символов и правил обращения с ними, но этот набор не предполагает даже саму задачу понимания смысла и сути символов или их отношения к реальности, их «истинность» (в обычном, традиционном смысле слова «истина»). Работа компьютера основана именно на математической логике. Она количественная (цифровая), а не качественная. Она сводится к математике.

Новая логика, наряду с наименованиями «математическая логика» или «символическая логика», называется иногда «логикой высказываний», так как она начинается именно с высказываний, а не понятий . Ведь понятия («яблоко» или «человек») выражают универсалии, или иначе говоря, сущности или природу, что уже изначально предполагает метафизический реализм (уверенность, что универсалии существуют) и эпистемологический реализм (уверенность, что мы можем их познать).

Современные философы назовут эти предположения наивными, но мне кажется, что это очень разумные предположения, и абсолютно не наивные. Разве наивно предполагать, что мы знаем, что такое яблоко? Новая логика не пытается понять смысл высказываний. Она даже запрещает нам говорить, чем же являются вещи!

А если мы не говорим об этом, то скоро мы прекращаем и думать об этом, так как в нашем языке не останется средств для выражения этой мысли. Язык – это дом для мысли, а бездомность настолько же разрушительна для мыслей, как и для людей. И если мы начнем думать только номиналистскими «понятиями», это приведет к фундаментальным историческим изменениям. Это обратит вспять эволюционное развитие человека из животного мира, связанное именно с человеческой способностью познавать абстрактные универсалии. Это будет ментальным эквивалентом хождению голыми на четырех конечностях, жизни на деревьях и поеданию жуков и бананов. (А могли бы обезьяны путем естественного отбора эволюционировать от номиналистов?)

Возможно, подобно предположение и кажется слишком экстремистским, но подобная деградация разума не кажется чем-то невероятным. И изменения логики непосредственно связаны с этим. Уже сегодня «интернет-логика» или логика спонтанных ассоциаций ключевых слов заменяет «логику родов и видов», то есть логику упорядоченной иерархии объективно существующих категорий . Для современного мышления последние шесть слов звучат так же архаично, как «алхимия» или «феодализм». Многие даже считают их идеологически опасными. Подобным критикам не нравятся категории, так как они « чувствуют, что » (кстати, само это словосочетание является смешением понятий) классификации и обобщения, такие как, например, «хетты не могли читать на древнееврейском языке», содержат в себе «предрассудки», «осуждение», «подавление» и даже «выражение ненависти».

Логика и социальные изменения связаны друг с другом. Сегодня не только специалисты по логике, но и все общество больше не задумывается глубоко о таких фундаментальных метафизических вопросах, как «Чем же являются вещи?» - вопросах о природе вещей. Вместо этого мы думаем лишь о том, как мы воспринимаем вещи, и как мы можем их использовать , как они могут быть полезны для нас , как они работают , как мы можем их изменить , и как мы можем с помощью технологии предсказывать и контролировать их поведение.

Но все эти вопросы абсолютно не отличают нас по качеству от животных, но только по степени владения технологиями. Высшие животные тоже обладают восприятием и пользуются вещами, и обладают даже технологиями предсказывания и управления поведением других животных. Само искусство охоты – это искусство предсказания и управления поведением других животных. Что же у нас есть такого, чего нет у других животных? Это именно то, что современные философы презирают – абстрагирование, умение обобщать. Нам дана власть абстрагировать понятия и выводить универсалии. И это именно то, на чем основана традиционная логика, то, что современная логика игнорирует и отвергает.

Логика глубочайшим образом связана с моралью и этическими изменениями в мысли и действиях. Все общества, предшествующие современному, имели сильное, почти универсальное и редко подвергавшееся сомнению согласие об «основном естественном моральном законе», о том, что «естественно», а что «противоестественно». В них возможно и не было строгого подчинения этому закону, но было знание этого закона и согласие по поводу него. Сегодня, особенно в сфере сексуальных взаимоотношений (а на сегодняшний день именно в этой сфере произошли наиболее глубокие изменения как в их осмыслении, так и в практике), наше более «продвинутое» понимание находит старое высказывание о «противоестественном поведении» не только «политически не корректным», но и буквально невразумительным, поскольку это «понимание» не считает законным саму постановку вопроса о природе вещей, о их «естестве». Такие темы, как гомосексуальность, контрацепция, мастурбация, педофилия, кровосмешение, развод, блуд, аборты или даже скотоложство сегодня широко обсуждаются, но в совершенно иных понятиях, чем «природа сексуальности» или «природа женственности и мужественности». И предположение о том, что главные движущие силы новой логики являются скорее социальными, чем философскими, скорее сексуальными, чем логическими, не кажется таким уж невероятным.