Джулианна Киз - Под вопросом

– Мы не…

– Просто скажите это, – прерываю я их попытки спорить. – Скажите правду. Выложите все на чистоту. И если вы сможете преодолеть это, замечательно. А если нет, тоже нормально. Будет больно, но вы будете жить.

Несмотря ни на что я продолжаю жить и уже устала от таких вот мучительных каникул. Мне надоело вечно чередовать стороны дуплекса, поддерживать беседу с незнакомцами и никогда не получать индейки. До сегодняшнего дня мои попытки быть другой привели к целой куче лжи – себе, другим людям. Пришло время для правды.

– Я ненавижу тебя, Роберт, – наконец произносит моя мама. – Я просто тебя ненавижу.

Папа выглядит ошеломленным.

– Диана! Нора…

– Уже взрослая, – твердо, если не сказать чуть печально, заканчивает она. – Она выросла и наряду с тем, что Санта не приносил ей ни одного их тех подарков, которые она открыла сегодня, знает, что весь этот фарс о «гармонии между нами» – просто… фарс. И к тому же кошмарный.

Он шевелит ртом, но не издает ни звука, пока в итоге:

– Полагаю, я тоже тебя ненавижу, – произносит он нехотя. – И ненавижу этот дуплекс. Ты никогда не косишь свою сторону фасадной лужайки, и она вечно выглядит однобоко.

– Ох, ты и эта твоя одержимость травой! По крайней мере, я не хожу по лестнице как раненый бегемот – весь дом трясется.

– Ты четырежды нажимаешь на сигнализацию, чтобы запереть машину – четырежды! Нужно лишь раз. Скольких нужно побеспокоить…

Я урываю еще один кусочек пирога и выхожу из комнаты, минуя обеденный стол с остатками индейки, бесхитростно лежащей на обрамленном остролистом блюде. Нам понадобилось очень много времени, чтобы провести этот ужин, и хотя это оказалась не самая легкая для проглатывания пища, я не могу не думать о том, сколько всего было бы по-другому, если бы только мы устроили его раньше.

Глава двадцать первая

Хотя прошло лишь четыре месяца с тех пор, как я переехала в квартиру Келлана, кажется, что гораздо больше, когда делаю три ходки по тихим улицам Бернема, чтобы полностью перевезти вещи к Марселе. В дополнение к тому, что она оставила мне ключи от своего – нашего – дома, она также одолжила мне машину, и в данный момент я паркуюсь на обочине и взбегаю по лестнице к моей – Келлана – квартире, чтобы посмотреть, как наилучшим образом засунуть длинные панели каркаса кровати в крошечный багажник.

Сейчас девять часов вечера кануна Нового года и все остальные уже разъехались. Я добралась до дома в три, чтобы закончить паковаться и начать переезд, полная решимости проснуться завтра в новом, лучшем месте, как буквально, так и метафорически. Но столкнувшись сейчас с последними кусочками головоломки, я чувствую себя изнуренной. Во время одной из сегодняшних поездок я притормозила в городе у китайской закусочной и теперь плюхаюсь на диван с картонной коробкой холодной лапши и стаканом апельсинового сока, чтобы посмотреть, как на Таймс Сквер опускается шар. В прошлом году мы с родителями стояли на их лужайке, чтобы понаблюдать, как соседи запускают фейерверки. Они притворились, будто это из-за их живого интереса к пиротехнике, но все мы знали, что причиной было нежелание каждого уступать праздник, отправляясь в чужую часть дома, чтобы смотреть за отсчетом по телевизору.

Идет обратный отсчет, и Нью-Йорк взрывается ликующими возгласами, все улыбаются, обнимаются и целуются, счастливые и беззаботные. Я переключаю каналы, пока не нахожу старое черно-белое кино, желая, чтобы все было так же просто, а затем даю себе мысленный пинок за нытье. Да, я двадцатиоднолетняя девушка, которая проводит Новый год в одиночестве. Да, меня недавно выселили. Да, меня недавно бросили. Но если рассмотреть список моих целей на этот год – «не быть выселенной» и «не быть брошенной» в нем никогда не фигурировало. Мне удается не провалить ни одного предмета и меня не арестовывают, так что технически я все еще на коне.

Я разворачиваюсь и выглядываю в окно, за которым начинает падать легкий снег, припорашивая ветки деревьев и прилипая к траве. Не знаю, каков прогноз погоды, но если хочу закончить переезд сегодня, то не могу тратить время на самобичевание. Во всяком случае, не здесь. Я могу заняться этим в моей новой квартире.

Выбрасываю пустую коробку в мусор, ополаскиваю стакан, кладу его в посудомоечную машину и запускаю цикл, чтобы по возвращении Келлан попал на чистую кухню. Свежее начало для всех.

Я только что спустила все части каркаса кровати вниз по лестнице к входной двери и тянусь к своим ботинкам, когда вдруг раздается стук. Я замираю, затем медленно распрямляюсь. Спустя секунду очередной стук в дверь. Мне известно, что Бернем уже опустел. Мне попались лишь трое прохожих за все время моих поездок до дома Марселы, и ни у одного из них не было причины нагрянуть ко мне с визитом в десять вечера в канун Нового года.

Я встаю на цыпочки и осторожно заглядываю в глазок. И во второй раз за последние минуты замираю.

Это Кросби.

Хотя я очень тепло одета в джинсы и обтягивающий шерстяной свитер, мои пальцы немеют, когда я вожусь с засовом и поворачиваю дверную ручку, чтобы открыть дверь. Холодный ночной ветер врывается в помещение, и я дрожу. Даже зная, что это был он, я все же поражена видеть Кросби в двух шагах от себя с втянутой в плечи от холода головой и руками, засунутыми в карманы джинсов. Его дутая черная куртка застегнута до подбородка, он переминается с ноги на ногу и прекращает лишь когда поднимает глаза и встречается со мной взглядом.

– Привет, – произношу я, не в состоянии придумать ничего другого.

Он коротко кивает.

– Хэй.

Казалось бы, крошечная, отчаянная надежда начала было расцветать, но тут же увядает.

– Его тут нет, – говорю я, кивая себе за плечо. – Он не вернется до второго.

– Знаю, – он смотрит на меня с непроницаемым лицом, тени под глазами сильнее заметны от желтого света с крыльца.

– Тогда что ты… – я снова дрожу. – Ты что-то забыл? Хочешь зайти?

Легкое колебание.

– Да.

Я отступаю на шаг, он заходит, вытирает ноги о коврик и закрывает за собой дверь. Без снежных завываний ночи в комнате как будто стоит гробовая тишина, наполненная мучительным напряжением. Наконец он отводит взгляд, осматривая знакомые деревянные части, приставленные к стене.

– Что ты делаешь? – его голос хриплый, и он прокашливается, выглядя смущенным.

– Переезжаю, – отвечаю я, также глядя на каркас кровати. – К Марселе. Это последний заход.

Он кивает и смотрит мне через плечо на лестницу.

– Кроме шуток?

– Кроме шуток.

Опять тишина.

– Тебе что-то нужно? – спрашиваю я, когда больше не могу ее выносить. – Видеоигру или еще что-то? Почему ты так скоро вернулся? В городе больше никого нет.