Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

Это мы еще не начали давить, а просто разбираемся что здесь и как, и не сидит ли где-то кто-то в засаде. Похоже — всех нашли. Я сразу делаю значительно более крутым вираж, который мы в это время как раз выписываем с одним из худых. До сего момента просто держал примерно тот же радиус, что и противник, давая ему возможность сближаться со мной в час по чайной ложке, но сейчас сам захожу к нему в хвост и, поскольку он ещё не опомнился и не начал уворачиваться, срубаю его - наша картечь на пятидесяти метрах работает изумительно — и конус разлёта уже приличный, и плотность пуль в нём ещё достойная.

Второй — ведомый — давно старается подловить меня, атакуя снаружи. Я поворачиваю лопасти винтов на реверс и, повиснув на привязных ремнях, натурально торможу, пропуская противника перед собой — он заходит в поле моего зрения справа. Остаётся пристроиться за ним и догонять, выжимая из мотора всю мощность и наблюдая, как страдалец мечется, стараясь уйти из прицела. Улавливаю предшествующий повороту наклон плоскостей и срубаю почти в упор. Даже приходится одновременно давать обоими элеронами вниз, чтобы, подпрыгнув вверх, перескочить поражённую цель. Вообще-то элероны у нас служат ещё и закрылками при взлёте и посадке, давая добавку к подъёмной силе при малой скорости, но и в роли “подбрасывателя” машины в полёте тоже срабатывают уверенно. Мы их на этот предмет проверяли. Ух и пинают они снизу! Аж всё внутри куда-то проваливается. Воспринимается, словно ухаб.

Итак, свою пару я свалил. Сверху рушится ободранный картечью мессер, справа Шурочка подлавливает ещё одного, а я тороплюсь туда, где “гоняют” Саню. И нарываюсь лоб в лоб на одного, набирающего высоту. Переворачиваюсь, навожу и жду сближения на дистанцию поражения, но худой сразу отворачивает, стараясь опередить меня в маневре. Не догадывается, что у меня вираж имеет меньший, чем у него, радиус. Не обязательно всегда меньший, а такой, как нужно мне. Тут я его и зажал и срубил, сразу после выстрела свалившись на крыло. Скорее опускаю нос, переводя неуправляемое падение в пике, разгоняюсь, выравниваюсь, осматриваюсь — с нашего аэродрома взлетают наши истребители, направляясь навстречу подтягивающимся бомбардировщикам, а Мусенька вгоняет в землю худого. Кажется, это последний.

Мы набираем высоту, чтобы сверху присмотреть за окружающим пространством. Ну и по бомберам сработать, если нам оставят.

- Саньки! - обращается к нам земля. - Может присядете? Соседи нам рассказали, чем вас нужно заряжать — так найдётся здесь подходящий припас.

- Спасибо, товарищ, - отвечаю. - Не сегодня. Слушай, не слыхал, кого немцы следующим собрались бомбить?

- Не было такого оповещения, - ухмыляется в микрофон мужчина. - А что, перебой с целеуказаниями?

- Пока нет, но послезавтра у фрицев пройдёт первый запал, и тогда их станет сложно искать. А у меня и горючки не море, и моторесурс не беспредельный. Я бы послушал на этой волне — мне любые советы надобны. Бомберов наших прикрыл бы с удовольствием.

- Ишь, чего захотел! - хохотнул незнакомец. - А если ты шпион?

- Ну, если шпион, то не стану у вас садиться. Шлёпнете вы меня, как пить дать шлёпнете. Без суда, и даже без следствия. И вообще — я вас теперь боюсь. Не прилечу больше сюда. Лучше к Фокшанам сгоняю, срублю пару мессеров по быстрому, да обратно вернусь — всё день пройдёт не даром.

В общем, не получился у нас разговор. Зато подтянулись немецкие истребители непосредственного прикрытия — вот на них и переключилось наше внимание.

***

Тревожное чувство пришло ко мне сразу после посадки — в пятом, пустующем капонире стояла эмка. Не мог отец Николай на ней пожаловать. Его обычно мужики подвозят на бричке. А на машине? Во всяком случае — не мог приехать один. Но сразу бежать на бивак я не стал — мы деловито затащили самолёты в укрытия и провели заправку, зарядку и ревизию всего, что следовало проверить. Только после этого отправились обедать.

За столом, где стояла рация, где мы принимали пищу и раскладывали карты, сидел командир в фуражке с голубым околышком и двумя шпалами в петлице.

- Здрасте, - приветствовал я его. - Тётя Нина, ты гостя уже покормила?

- Не хочет он, - ответила наша стряпуха. - И водитель не хочет, и солдатики, что в кустах сидят, тоже отказались.

- Что же вы, - говорю, - товарищ военный командир, в час, когда вероломный враг напал на нашу Родину, проявляете изрядно лютую ненависть к нуждам как вверенных вам военнослужащих РККА, так и к потребностям собственного ценного для всей страны организма?

Гость какое-то время искал, что ответить, а я сложил ладони рупором и заорал на всю округу:

- Обед! К приёму пищи приступить!

Пока появившиеся водитель и два младших сержанта мыли руки у подвешенного к дереву рукомойника, я с интересом их разглядывал. Вот вижу, что ряженые тут все. Например — петлицы голубого цвета говорят о принадлежности к авиации, но автоматы ППД намекают на ведомство, которым строго руководит товарищ Берия. У водителя на лице, прям как у Володи Шарапова, написана не меньше, чем десятилетка, что в эту эпоху достаточно большая редкость. Люди столь высокообразованные нынче чаще руководят, чем исполняют непосредственную работу собственными руками. Так что — управление транспортным средством для него, это скорее хобби, чем путь зарабатывания средств к существованию.

Сидим, вкушаем трапезу. Мы же прямо из боя — голодные, как нильские крокодилы. И, прямо скажу, мой утомлённый мозг соображает исключительно плохо. Единственная мысль: “Ох и фигово же я замаскировал свою затею. Двух суток не прошло, как нас засекли и людей прислали”. Досадую, в общем. Но на лице никакого выражения не держу.

Ну вот, поели. Теперь отяжелевший желудок давит на глаза, требуя покоя для всего остального организма. Когда б не визитёры — следовало бы тихий час устроить минут на сорок. Однако на душе неспокойно. Опять же гости наши проявляют просто нечеловеческую сдержанность, ведут себя так взвешенно, словно Николай Николаевич Миклухо-Маклай среди папуасов — наблюдают, но ни во что не вмешиваются.

А ну-ка, я их на другой манер попробую.

- Документ мне ваш покажите, - обращаюсь я к одному из сержантов. Потом листаю невзрачную книжечку, пытаясь понять, ржавой скрепкой она скреплена, или не ржавой. В удостоверениях я, кстати, разбираюсь примерно также, как свинья в апельсинах, но вид делаю серьёзный и кручу корочки и так и сяк. Наконец обнаруживаю слабый признак коррозии — по всему видать — недавно эту ксиву сфабриковали. Но фабриковали явно наши. Полагаю.

Про ржавые скрепки у нас и не ржавые на подделанных врагами наших документах я, кстати, читал в какой-то художественной книжке, так что, может, что и ерунда всё это. Я в этой области не специалист. С другой стороны, чтобы фашисты меня вычислили — так для этого чересчур рано. Думаю, не шпионы это, а наши особисты, наспех прикинутые авиаторами. Во всяком случае майор на лётчика никак не походит — вот не чую я в нём пилотской жилки… да технического склада бы человек сейчас на брюхе под нашими птичками ползал, а не буровил меня проницательным взглядом.