Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

- Значит, товарищ майор! Разговора у нас нынче не получится. Охрану объекта вы и без моих подсказок организовали, а только лётному составу необходимо готовиться к боевой работе, - деловито рассуждаю я. И продолжаю, обращаясь к своим: - А хлопчиськам и дивчиськам — по лижэчках. Тёть Нин! Если недремлющий брегет (киваю на рацию) не призовёт нас раньше, пожалуйста, разбудите личный состав во главе со мной ровно через сорок минут.

Под молчаливые взгляды гостей, демонстрирующих невыносимую выдержку, мы валимся на лежанки и отрубаемся на какое-то время. Помню я, что в первые дни фашистская авиация активничала просто ужасно. Значит, скоро, хоть с одного поста наблюдения, да увидят группу неприятельских самолётов.

Мои товарищи дышат ровно — не знаю, спят ли. А у меня в душе копошатся сомнения. Майор — явно из органов. Особист, применяя терминологию этого времени. Встречался я с этим народом — ведь в прошлый раз в войну служил в трёх разных авиаполках. Неуютные какие-то воспоминания остались от встреч с ними, хотя, худа они мне не делали, да и другим знакомым обид не чинили. А вот во всяких фильмах и книгах про это время показывали их частенько людьми вредными, особенно, когда была взята направленность на критику культа личности.

Знаете — и меня ведь проняло острое негативное отношение к особям данной специальности. Верно говорят — если что-то, даже неправду, всё время повторяют, то в это невольно начинают верить. Наверно, так устроена человеческая психика — она ведь от природы заточена на обучение. На то самое, мать которому — повторение.

***

- Лука говорит, - заголосила рация минут через тридцать пять. - Какие-то двухмоторные самолёты, но небольшие, летят с запада прямо на меня.

- Спасибо, дядя Лука, - отозвался я немедленно. - Ребята! Надо торопиться. Уж не сто десятые ли Мессершмитты пожаловали? Вроде, как не должно им в этих краях водиться.

Это оказались польские “Лоси” - редкие, надо сказать, гости в военном небе. Шли они девяткой, на манер немцев, а сопровождали эту группу истребители Хейнкели сто двенадцатые. Их я насчитал шесть штук. Вот на истребителей мы с Саней и попёрли.

Если вы помните, никакого боевого построения я не практикую. Ни тройкой, ни парой мы не летаем. Взаимодействуем по ситуации, но свободу маневра каждый имеет полную. Вот и сейчас разошлись в стороны и пошли в лоб, это потому что румыны (кресты-то жёлтые) поворотили в нашу сторону. Саня отвернул, уходя в вираж, а я тоже не принял лобовой, ныряя вниз. Пока хейнкели гнали нас, девчата срубили по бомберу — мы уже отработали сближение с ними с подходом сбоку, то есть, оставаясь, как говорят моряки, на траверзе. Или это они на нашем траверзе? Ну, в общем, всё относительно. Тут, важно быть в зоне, неудобной для воздушных стрелков. То есть, стрелять они могут, но не шибко точно.

А потом — снаряд в кабину и отворот. Главное ведь — быстро сблизиться, клюнуть и смыться.

Так вот, истребители, видимо получив команду прикрывать Лосей, оставили нас и помчались к месту основных событий. Тут я и подобрался сзади сначала к одному, потом ко второму — при моей возможности разгоняться, и маневренных свойствах, это получается довольно легко. Я ведь нарочно делал аппарат, способный стремительно изменять положение в пространстве.

Истребители Хейнкеля очертаниями сильно смахивают на наши Яки, поэтому у меня чуть рука не дрогнула в момент, когда нужно было давить на гашетку. Справился, однако. Картечь у меня в левом стволе — как раз для маленьких небронированных машин. Ну и стрелял я с малой дистанции. Не знаю, свалил ли — некогда было оглядываться, потому что третий, к которому пристраивался в хвост, начал так “фигурять”, что пришлось долго его подлавливать — вёрткая машина этот сто двенадцатый.

У Сани тоже как-то не заладилось. Он только одного свалил, а остальные принялись его зажимать. Пришлось Батаеву уходить вверх за счёт скорости и тяги. Девчата, тем временем, свалили по второму Лосю. На этом, собственно, и закончилась организованная часть боя. Бомберы открыли люки и сбросили свой груз “на кого Бог пошлёт”, после чего развернулись и потикали. Истребители прикрытия тоже помчались на запад со снижением. А мы потопали на свой аэродром недовольные достигнутым результатом — больше половины супостатов отпустили.

***

- Плохо, товарищи. В последнем бою мы встретили пятнадцать вражеских самолётов, из которых восемь смогли от нас уйти, - начал я своё выступление за ужином. - Нужно что-то менять в тактике, как-то совершенствовать приёмы нападения, что ли. Какие будут предложения?

- Не согласен с тобою, Шурик. Вернее, согласен, но не в нас дело. Вчера мы имели дело с наглыми и напористыми фрицами. Они же и в сегодняшних утренних боях нам противостояли. А тут румыны, заметно более осторожные, или более понятливые. Они мигом сообразили, что их, как скотину, ждёт нож мясника, и сделали ноги.

- Пожалуй, - согласилась Шурочка. - В этих не было ни куражу, ни воли к победе, ни готовности исполнить свой долг.

- Боюсь, немцы тоже начали менять своё поведение, - кивнула Мусенька. Напужались они, мне кажется.

- Ну, не знаю, - пожал я плечами. - Не так много мы их наваляли.

- Не так ты считаешь, Шурик. - Снова возразил Саня. - Мы, когда худых оттягивали, так в это время МИГи и ишаки сколько бомберов накрошили?

- Пожалуй, - пришлось согласиться с Батаевым. - Но это всё равно требует изменения тактики. Дожидаться противника становится нецелесообразно — нужно самим его искать. В ясную погоду да с трёх километров далеко видать. Идти мы можем километрах в тридцати друг от друга — получается невод километров в сотню шириной. Опять же три сотни километров можно прочесать в глубину, - продолжил я рассуждать вслух. На такой поляне нам кто-нибудь из фашистов просто обязательно обязан встретиться.

Майор поглядывал на нас молча, делая пометки в блокноте. Нина сказала, что одного из сержантов с водителем он куда-то отослал на машине. Вот тоже — тревожный фактор. Сказать по правде, я рассчитывал не меньше, чем на три дня свободной деятельности — местность-то эта находится на территории бывшего Одесского военного округа, что стал нынче Южным фронтом. И порядка здесь, по сравнению с другими фронтами, с самого начала было больше. Не могла наша партизанская эскадрилья сколь-нибудь долго действовать без ведома военного руководства. То есть вычисление и разоблачение обязаны были произойти в самое короткое время. Мне думалось — завтра.

Только вот подчиняться распоряжениям командования я нисколько не расположен. Хотя знаю, что придётся. Но, чем позднее это начнётся, тем больше мы успеем сделать “не по истории”, а по-своему. Собственно, ради этих нескольких дней я и карячился семь лет, строя самолёт с неожиданными для неприятеля характеристиками. Обучал боевых лётчиков, пусть немногих, но владеющих мастерством побеждать опытного врага.