Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?

- Своей дочери замечания делай, а меня оставь в покое.

Конечно, в семье бывает всякое... Редко кто вырас­тит ребёнка и не узнает, что такое жгучая обида, чёр­ная неблагодарность. Наталья не стерпела обиды, она встала перед хорошенькой, стройненькой девочкой, ещё так недавно никому не нужным гадким утёнком, и повторяла только одно:

- А я тебе кто? Я тебе кто, спрашиваю?

Конечно, она наподдала ей. А когда откричали, отупрекали, угомонились, посадила свою приёмную дочь напротив:

- Что с тобой происходит? Что мучает тебя? Ска­жи, я ведь твоя мать, попробую разобраться.

И разобралась. В том, что Ира считает жизнь бес­смысленной, и ей осталось немного. А раз так, надо торопиться ловить удовольствия, ни в чём не отказы­вать себе, потому что скоро она отправится вслед за Виолеттой...

Тогда первый раз Наталья сказала Ирине слова, которые потом будет повторять очень часто, и не только ей - всем, кто засомневается:

- Я обещаю тебе - костьми лягу, но сделаю всё. Ты будешь жить долго, счастливо и - всегда.

Ира будет жить долго и счастливо. Она и мне гово­рит об этом, хотя я не давала ей никакого повода усомниться. Понимаю: слова те говорятся для самой Натальи. Ей нужно повторять их время от времени, когда совсем оставляют силы, это некий код, установ­ка. От роли борца она устаёт, ей очень хочется иногда переложить эту роль на другие, недюжинные плечи. Но у мужа ответственная работа, он сочувствует ей, он любит Иру, а что ещё он может? А Наталья - на подхвате. Хлопотунья, сумасшедшая мать, как панте­ра, налетающая на каждого, кто только косо посмот­рит на её ребёнка.

Рядом с Натальей Будиной понимаю особенно хо­рошо, как мал и несовершенен мой вклад в собствен­ного, родного ребёнка. Как наспех, на бегу, экстерном осваивалась наука материнства, по верхам, необреме­нительно. А она - жертвует. Жертвенная любовь -любовь истинная. У Натальи она именно такая. А по­тому вправе ли мы зацикливаться на её некой заполошности, на желании казаться «крутой», на её сло­вечках, которые шокируют поначалу, на её брюках, кроссовках и курточках в заклёпках - извечном гарде­робе этой зрелой, солидной женщины. На её готов­ности дать отпор обидчику, наподдать, поставить на место. Какие же это в сущности пустяки рядом с по­ступком, который перекрыл раз и навсегда вчерашние, сегодняшние и даже завтрашние проколы. Какие же это в сущности пустяки...

Она гнала машину по городу, увёртывалась, подсе­кала. Ей крутили вслед у виска, матерились, а она гна­ла, сжав зубы, так и забыв зажечь торчащую в зубах сигарету. Задержалась у знакомых, муж в команди­ровке, Иришка оставалась дома одна. Позвонила -еду, мол. Длинные гудки. Где она, Иришка? Где?! Летела, фантазировала страшное. А дочка спокойно занималась постирушкой в ванной и не слышала звон­ка. Ворвалась в квартиру, глаза горят, сердце выска­кивает из груди:

- Ирочка!

- Ты что, мам?

Перевела дух. Села в кресло. Откинула голову.

- Как же я люблю тебя, Ирочка...

Тот тяжёлый период они обе пережили достойно. Ира успокоилась, поняла, что так просто её из этой жизни не отпустят ни мама Наташа, ни папа Андрей. За неё будут сражаться, её выцарапают из самых цеп­ких, самых хищных лап. А Наталья только и делает, что поддерживает в дочери этот огонёк. Начнёт зату­хать, она его и раздует, такой добросовестный, такой талантливый кочегар.

Заболела Ира. Её отвезли в больницу, и Наталья просиживала ночами у её постели. Ирочка угасала. На­пичканную лекарствами, слабенькую, она привезла её домой. Девочка с трудом говорила, безучастно смотре­ла в потолок. Не плакала. Она будет жить долго и счастливо... Наталья едет на оптовый рынок, загружает багажник своего «жигуля» лимонами, бананами, вся­кой диковинной заморской снедью. Ира слабенько благодарит, откусывает кусочек яблочка. Наталья по­купает ей шикарную дублёнку и заставляет встать, при­мерить, пройтись перед зеркалом. Ирочка тянется, что­бы чмокнуть маму в щёку, и опять затихает. Она уже не болеет, но чёрные мысли вновь берут верх, давят на психику. Она впадает в депрессию, из которой вывести её может только что-то сверхординарное. Вечером с Андреем они разрабатывают план. Утром она снима­ет с книжки лежащие «на всякий пожарный » деньги.

- Ира, послезавтра мы вылетаем.

- Куда?

- Как куда? Тебе скоро шестнадцать, а ты ещё ни разу не была в Арабских Эмиратах.

- Мама!

Улетели. Что это была за поездка! Они жили в рос­кошном отеле и каждый вечер сидели в маленьком кафе на берегу моря. Я листаю альбом с фотокарточ­ками. Вот Ира хохочет, вот она церемонно расклани­вается перед толстым, в национальном костюме ара­бом, вот примеряет шляпу с большими полями.

- Положительные эмоции. Это они выдернули Иришку из кризиса. Мы вернулись усталые, но до­вольные.

Ира, оттого что сменила обстановку, первый раз повидала «заграницу», Наталья оттого, что смогла, в очередной раз смогла. Жертвенная любовь - любовь истинная.

И опять, опять скорби. В жизни всё рядом - сегод­ня мы смеёмся, завтра плачем, сегодня негодуем, завт­ра благодарим. В их семье вечное балансирование по тоненькой жердочке, пунктиром, всё пунктиром: ра­дость - беда, радость - беда...

Срочно понадобилось очень дорогое лекарство. Поскольку заразилась Ирочка по вине медиков, ле­карству положено быть бесплатным. Но его нет ника­кого. Лекарство американское, Наталья поднимает на ноги всех своих крутых знакомых и - достаёт. Пять тысяч долларов один курс. Она напоминает медикам, что лекарство должно быть бесплатным, но ей отвеча­ют, что не располагают такими средствами. Она меня­ет квартиру на другую с доплатой в пять тысяч долла­ров, и лекарство покупает. Но курс годовой, где взять деньги через год, ведь принимать лекарство надо по­стоянно. Медики опять разводят руками: лекарства нет. Тогда Наталья Будина идёт на телевидение и от­крыто - она всегда всё говорит в глаза - заявляет в программе «Сделай шаг», что есть закон, по которо­му лечение ВИЧ-инфицированных идёт за счёт средств федерального бюджета. Она смотрела прямо в объектив и говорила о том, что её так заботит и гне­вит в нашей нынешней неразберихе. Она не просила денег. Она требовала справедливости.

Вечером после эфира домой позвонили. Молодой человек. Владимир. Посмотрел передачу, хочет встре­титься. Условились у метро. Андрей Наталью не пус­тил, поехал сам. Вернулся с конвертом, в котором ле­жала тысяча долларов. Незнакомый человек вручил конверт молча. На вопрос, кого благодарить, сказал -Владимира. Вот такие тоже бывают люди. Не только гонящие несчастного ребёнка - распни, распни его, брезгливо морщащие носы, но и такие. Наталья очень просила меня: «Будете писать, скажите спасибо, вдруг прочитает Владимир». Говорю. И низко кланяюсь в пояс.