Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

В научно-фантастических фильмах «смерть в вакууме» давно стала расхожим штампом. Со словами: «Так сделай большой шаг для человечества!» — Джеймс Бонд в «Лунном гонщике» выталкивает своего противника Хьюго Дракса в шлюзовой отсек и нажатием кнопки отправляет в космос. В «Пекле» у трех астронавтов для экстренной эвакуации из космического корабля имеется один скафандр. Ясно, что не все доберутся до спасительного корабля. Один из них улетает в космос и мгновенно превращается в лед. А в фильме «Вспомнить всё» смерть от декомпрессии злодея Кохаагена со взрывом головы — одна из лучших сцен в режиссерской версии. По тем немногим фактам, когда человеку действительно пришлось продержаться в вакууме, сейчас мы знаем, что вакуум заставляет тело разбухать, но не взрываться. При падении внешнего давления вода в тканях испаряется и давит изнутри на кожу. Однако та слишком прочна, чтобы рваться. Другое дело альвеолы. Когда воздух в легких расширяется, он может их разорвать. Вдох или задержка дыхания ускоряют процесс. Что действительно приводит к смерти, так это отсутствие кислорода. Растворенные в крови газы образуют пузырьки, которые блокируют кровоток. Примерно через минуту циркуляция полностью останавливается. Без кислорода мозг через пятнадцать секунд отключает сознание. И вскоре — «смерть в вакууме».

Горы менее враждебны человеку, чем космос. Вылазка в австрийский Высокий Тауэрн может подружить меня с дыханием. Но как раз сейчас я судорожно хватаю ртом воздух. От креста на вершине меня отделяет узкая кромка. Снежный мосток шириной в полруки. И всего лишь 3650 метров над уровнем моря. Предыдущие три часа были похожи на прогулку по пляжу. Теперь всё изменилось. Страх перехватывает горло. Колени одеревенели, руки сжимают палки для ходьбы, будто хотят что-то выжать из них. Но вид отсюда потрясающий. Внизу, в солнечных лучах, слепят ледники Гросвенедигера. Говорят, в ясный день, как сегодня, с его вершины можно увидеть Венецию: отсюда и название этой горы — «Большой венецианец». Конечно, легенда. Но можно разглядеть трехтысячник Тофана в Южном Тироле, ниже Гросглокнер; а еще ниже — не Мюнхен ли? Больше тридцати трехтысячников лежат у подножия «Его мирового величества». В такой высоте над всеми мне бы чувствовать себя парящей. Но моя грудная клетка застыла, дыхание едва пробивается. «Лучше тебе не двигаться, — увещевает меня сознание. — Что ты вообще забыла на этой вершине?»

«На самом деле это общее впечатление, неосознанно присущее всем людям, будто на высоте, где воздух чист и прозрачен, они вдохнут свободу, ощутят легкость тела и радость духа», — как-то заметил ярый защитник природы эпохи Просвещения Жан-Жак Руссо. Разреженный воздух и свобода: Руссо (сам не без противоречий), может быть, ухватил суть нашего парадоксального отношения к высокогорью. Мы не гуси, которые, пролетая над вершиной Эвереста в 8848 метров, еще и гогочут. Человек на бедном кислородом горном воздухе быстро утрачивает свои возможности. Одышка, головокружение, тошнота, расстройство сна — лишь немногие симптомы горной болезни. Ее древнейшее описание восходит к китайской династии Хан. В нем чиновник по имени Ту Кин предупреждает идущих через горы: «Далее вы достигнете Горы Большой головной боли и Горы Малой головной боли, затем Красной земли и Холма Изнеможения. Они вгоняют человека в пот так, что лицо его бледнеет, голова болит и открывается рвота. Даже ослам и свиньям так же». Написано это было за тридцать пять лет до н. э. Даниэль Гилберт, опубликовавший перевод с китайского, писал: «Определенно люди знали о горной болезни задолго до начала историографии, около шести тысяч лет назад». Но это не удерживало людей от восхождений. В 2014 году натуралист и антрополог Курт Радемакер обнаружил на склонах Серо-Виктория в Перу, на высоте 4500 метров над уровнем моря, поселение, которому более одиннадцати с половиной тысяч лет. Застывшие у горячих источников в тибетском Чусанге отпечатки рук и ног свидетельствуют о том, что люди селились на «Крыше мира» уже восемь или двенадцать тысяч лет назад. Это открыл Михаэль Майер из Института геологии Университета Инсбрука со своей командой. Тибетские монахи утверждают, что они уходили для отшельничества и медитации на высоту свыше семи тысяч метров — в так называемую мертвую зону.

В Европе во времена Аристотеля греки облегчали дыхание мокрыми губками, совершая ритуальный подъем на две тысячи девятьсот одиннадцатиметровую гору Олимп. А гуманист Франческо Петрарка в 1336 году отважился взойти на тысяча девятьсот двенадцатиметровую Мон-Ванту в Провансе. Им двигало «только страстное желание своими глазами увидеть необычную высоту этого клочка земли». В то время — редкий случай. Правда, за пять тысяч триста лет до того охотники, вроде найденного в Эцтальских Альпах сраженного стрелой «эци», не чурались и трехтысячной высоты, когда она обещала добычу. Но те, кому незачем было карабкаться в горы, предпочитали селиться в долинах. Горы казались зловещими: обиталище богов, гнездо драконов, окаменевшие из-за жадности короли древности, останки несчастных влюбленных. Вплоть до XVIII века большинство европейцев видели в горах не вдохновенные вершины, а препятствие на пути. «Будто они упали с небес или будто их выблевало из самых глубин земли», — находим у философа Томаса Бернета. Восхождение — удовольствие? Скорее проклятие. «Поскольку вас никогда не заставляли идти туда, вы даже не знали, возможно ли это», — утверждал французский историк Поль Вен. И всё-таки тот, кто отважится подняться выше двух тысяч пятисот метров, отправится в неведомое, и не только с точки зрения географии. Симптомы, с которыми приходилось бороться уходившим в горы, были многократно описаны, однако не только основательно не исследовались, но и не считались картиной отдельного заболевания. В книге «Горы головной боли» терапевт Элизабет Саймонс и специалист по высотной болезни Освальд Оельц собрали различные гипотезы, которыми медики и естествоиспытатели пытались объяснить функциональные нарушения: якобы высоты стискивают легкие, разреженный воздух в горах ведет к расслаблению жил, растворенный в крови углекислый газ отравляет ее, горный воздух слишком чист и вызывает лихорадку. И, наконец, путешественники просто пугались: измученные до смерти в пустыне из валунов и льда, истощенные рвотой до того, что и алкоголь больше не идет, — можно ли их винить?

Я судорожно втягиваю воздух носом, будто в последний раз. Что стоит между мной и горами? Только страх высоты или острый приступ высотной болезни? В Альпах я чувствую себя — тут я согласна с Руссо — много здоровее. Терпкий аромат кедров тешит нос, отвесные скалы — глаз. Душа отдыхает. Я определенно Козерог. Но альпинизм мне кажется экстримом — вроде фридайвинга. Мы с Кристофом, моим мужем, уже два месяца в Тироле и по меньшей мере раз в неделю ходим в горы. Уже «отработали» горы Инсбрука, такие как Хафелекаршпитце или Пфримесванд. Теперь я готова к чему-то действительно захватывающему дух: к горе повыше границы 2500 метров, где начинает проявляться высотная болезнь. Вроде Гросвенедигер с ее 3547 метрами — для новых ощущений в самый раз.