Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

Для того чтобы избежать высотной болезни, место, где устраивает ночевку скалолаз, после двух с половиной тысяч метров должно каждый раз находиться лишь на триста метров выше предыдущего. Но главное: подниматься медленно. В идеале — пятьсот-шестьсот метров в день. Наш тур начинается в лесу позади картинной деревеньки Хинтербихль. Крутая тропа следует за руслом ручья, в тени елей между валунами и папоротником, как в одичавшем ботаническом саду, цветут купальницы, дриады и пурпурный ятрышник — вид орхидей. Еще метров через восемьсот — отдых с фрикадельками в «Йоханисхютте». Деревянный дом с широкой открытой террасой расположен на высоте 2121 метр. Будь я слишком предрасположена к высотной болезни, уже стало бы проблематично посмотреть меню. Сетчатка глаза, отвечающая за восприятие света и цвета, — ненасытный пожиратель кислорода. Даже в темноте она продолжает работать на полную катушку и непрерывно требует топлива для обмена веществ. Нейроглобин — белок, как и гемоглобин, транспортирующий кислород. Вначале его обнаружили в головном мозге. Зоолог Торстен Бармистер и специалист в сфере молекулярной генетики Томас Ханкельн, открывшие его, предположили, что он защищает клетки от повреждения в случае кратковременного кислородного голодания, например при инсульте. В 2003 году ученые из Майнца смогли доказать наличие нейроглобина в сетчатке глаза, причем в концентрации в сто раз выше, чем в мозге. Показатель того, насколько чувствительно наше зрение. Если поступление кислорода прерывается, оно страдает первым.

В национальном парке Высокий Тауэрн сегодня прекрасная видимость. Лишь Гросвенедигер — белая вершина вдали — окружил себя облаками. Еще восемьсот сорок метров наверх, используя каменные глыбы как ступени. Пейзаж словно выгравированный. Всё видится острее, выразительнее: струйка выдоха, жар солнца и леденящие порывы ветра, слепящие отблески слюдяного сланца, потрясающая стойкость растений, миллиметровые ягодники на осыпях. Когда идем по снежникам, наши горные трости оставляют россыпь снежных пончиков. Во многих местах намерзшие гребни поверху красные — наверное, цианобактерии. Они напоминают мне, что могучие отроги гор миллионы лет назад поднялись с океанского дна, когда столкнулись евразийская и африканская континентальные плиты. Перед столкновением здесь повсюду было море. Даже в океане чувство одиночества вряд ли было бы сильнее. Лишь однажды мы наткнулись на таких же одиноких странников. Встречавшиеся нам сурки тут же ныряли в свои норы. Только один почему-то остался, не выказывая страха. Я сажусь на землю, жду, не приблизится ли. Он осторожно подходит, лижет на пробу мое колено — может, принял меня за еду? Потом обнюхивает мой мобильный. От возбуждения чихает и усвистывает прочь. На моей руке его сопли. Эквивалент горного крещения, как у моряков в океане?

Для большинства путешественников, поднимающихся на Гросвенедигер, «Дефреггерхаус» — последнее пристанище перед вершиной. Как и для нас. Построенный в 1887 году, он — один из старейших и самых высокогорных приютов в Восточных Альпах. Когда мы, пыхтя и сопя, сбрасываем наши рюкзаки перед входом, из окна с верхнего этажа на нас слетают шерстяные одеяла. Весенняя уборка? С осени здесь, видимо, никто не останавливался. Сейчас, в начале июля, арендатор Петер Клаунцер пробуждает свою хижину от долгой зимней спячки. «Заходите, заходите!» — приглашает он нас. Его приглашение звучит сладко, как заклинание. Уже лет сорок Клаунцер — добрый дух вершины. Почти под семьдесят, загорелый, с седой бородой, — его монашеская невозмутимость успокаивает пульс лучше бета-блокаторов. Хорошее начало дня! Клаунцер — наш проводник по глетчерам. За ужином мы познакомились с остальными членами «связки». Фолькер и его отец Манфред, двое немцев-путешественников. Отсутствия аппетита нет и следа. Я с наслаждением вдыхаю запах сыра и хлеба, поданных Клаунцером. В двадцать два ровно звезды протыкают синеву неба — время спать. Я провожу ночь в обнимку с бутылкой горячей воды под горой одеял. Но уснуть не могу. Расстройства сна появляются с тех самых 2500 метров, если подъем происходит в ускоренном темпе. Поэтому гости расположенных в высокогорье восточного Тироля лаунж-отелей: швейцарского «Корнерграт» или южно-тирольских ледниковых отелей «Граванд» — после первой ночи просыпались не столь отдохнувшими, как бы хотелось. За этим могло стоять периодическое дыхание, при котором, проще говоря, возникает дефицит не только кислорода, но и углекислого газа. Это в значительной степени расстраивает контролирующие дыхание нейроны. Во сне они в основном управляются импульсами хеморецепторов, которые отслеживают содержание углекислого газа в крови. Из-за недостатка кислорода дыхание учащается не только в бодрствовании, но и ночью. Тело, естественно, выделяет больше диоксида углерода, хеморецепторы так же естественно передают в дыхательный центр сигнал: «Слишком много трудишься. Сбавь обороты! Доведешь нас до апноэ во сне!» После этого дыхание нормализуется — и всё начинается сначала.

Лежа под одеялом, я наблюдаю, как горизонт становится сначала розовым, потом золотым, задолго до того, как солнце взойдет. Чистя зубы, я кривлюсь от боли. Из крана течет талая вода. «Небось, смоет все твои налеты», — говорит Манфред, неожиданно возникший возле умывальника. «Как ты, хорошо спала?» — спрашивает Клаунцер, раздавая страховочные ремни. Лгу: «Как сурок». Наш хозяин и проводник идет навстречу рассвету, балансируя почти двухметровой деревянной тростью, как канатоходец. Мы, с нашими дурацкими инновационными тростями, стараемся за ним поспеть. Когда переходим ручеек, тонкий ледок трещит под нашими сапожищами. Но, если оглянуться, и здесь на каждом островке обломков пород цветут белая и фиолетовая камнеломки. Лето в вечных снегах! У ледника Иннерес Мульвицкис, старта восхождения, Клаунцер связывает нас. Манфред идет за ним, далее Фолькер, я, а замыкает Кристоф. Покорение Гросвенедига кажется легкой забавой. Тем не менее здесь каждый год происходят несчастные случаи с альпинистами. Дело в расщелинах, которые внезапно разверзаются под ногами новичков. Я концентрируюсь на следе Клаунцера, оставленном в снегу. Прямо лыжная вылазка! Ледник плавно, но неуклонно уходит вниз, остановиться на этой корке невозможно. Я радуюсь зеленой веревке, соединяющей меня с остальными: страховка моей жизни. Такой же трос помогает фридайверам найти путь из глубины к поверхности. Или плоду выплыть на свет, держась за пуповину. На высоте 3559 метров у подножия вершины Райнерхорн Клаунцер позволяет нам разбить бивак. «Пейте больше!» — напоминает он. Хотя мы передвигаемся в размеренном неторопливом темпе, всё равно дышим интенсивнее, чем на равнине, а следовательно, отдаем больше пара. Из-за холода влажность воздуха, то есть количество воды во вдыхаемой газовой смеси, уменьшается, а солнечная радиация на высоте еще больше способствует потере воды. Беспокоиться по этому поводу следует на высоте от пяти тысяч метров. Там на выдохе могут растрачиваться до двухсот миллилитров жидкости в час — целый стакан!