Дмитрий Филиппов - Беспощадная психиатрия [Шокирующие методы лечения XIX века]

Идеологические столкновения с месмеристами подтолкнули к идее систематического использования анестезии. Помимо этого концептуального спора с магнетической школой, важную роль, по крайней мере в Англии и США, сыграла рыночная конкуренция, поднявшая вверх тех врачей, кто обезболивал своих пациентов.

Момент, после которого статус учения о животном магнетизме, упал до уровня псевдонаучного чародейства, определяется, по крайней мере, во Франции достаточно четко. В августе 1784 г., незадолго до Великой французской революции, комиссия, назначенная королем Людовиком XVI, официально подтвердила отсутствие каких-либо доказательств существования флюидов и отсутствие доказательств того, что эффект от практик, основанных на учении о животном магнетизме, объясняется не силой фантазии, а чем-то другим.

В революционные времена система идей, осужденная поверженной властью, обретает реноме репрессированной правды. Видимо, так и получилось с месмеризмом. Он никуда не исчез — наоборот, превратился во влиятельнейшее учение, оставившее глубокий след в истории цивилизации. Генри Элленбергер (1905–1993), канадский психиатр и историк медицины, автор классической книги об истории психиатрии «Открытие бессознательного» [252] Ellenberger H. F. The Discovery of the Unconscious. 1970. , считает, что динамическая психиатрия и психотерапия, как она понимается в XX в., возникли благодаря месмеризму, а отцом психодинамической традиции следует считать не Фрейда, а Месмера.

Когда Бюрк проводил свои опыты, смешались две концепции магнетизма — месмерианская и физическая. Металлы, с которыми работал Бюрк, действовали на нервную систему в соответствии с законами электродинамики. В то же время металлотерапия опиралась на теорию животного магнетизма, несовместимую с физической наукой.

Фундаментальная противоречивость метода освобождала его приверженцев от необходимости следить за логикой своих рассуждений и соотносить их с объективной реальностью. Один и тот же металл использовали для того, чтобы вызвать трансовое состояние у больного истерией, и для того, чтобы вывести больного из транса. То, что одна и та же манипуляция может производить противоположные эффекты на организм, объяснялось законом, сформулированным Амедеем Дюмонпалье (1826–1899), врачом и специалистом в области металлотерапии и лечебного гипноза, — причина, по которой возникает состояние, является причиной, по которой состояние прекращается («la cause qui fait, défait» [253] Bérillon E. L’oeuvre scientifique de Dumontpallier. Paris, 1899. P. 12. ).

Легкость, с которой игнорировались принципы честного, критического, научного исследования, соответствовала радикальности экспериментов с металлотерапией и гипнозом. Люис довел идеи Месмера до того предела, преодолев который гипнотерапевт оказывался в пространстве компетенции Папюса, плодотворно сотрудничавшего с Люисом.

В 1887 г. Люис опубликовал работу, посвященную дистанционному воздействию лекарств [254] Luys J. B. Phénomènes produits par l’action des médicaments à distance // L’Encéphale 1887. Vol. 7. P. 74–81. . В ней он описал то, как во время эксперимента показывает загипнотизированным людям пробирки с лекарственными веществами, и один лишь вид пробирки изменяет психическое состояние человека. У дистанционного воздействия лекарств были свои нюансы. Если пробирку с веществом (было испробовано много субстанций, в том числе морфин, коньяк, стрихнин и даже обычная вода) держали за спиной пациента, он (точнее, она, ведь опыты ставились почти всегда с участием женщин) выражал позой и лицом один тип эмоций, если справа — другую эмоцию, слева — третью [255] Luys J. B. Les émotions chez les hypnotiques: éudiées à l’aide de substances médicamenteuses ou toxiques agissant à distance: études de psychologie expérimentale. Paris, 1888. .

Так и возникла парапсихология. Сам термин для обозначения науки о ненормальных, но непатологических психических явлениях придумал немецкий философ Макс Дессуар (1867–1947). Психология на волне моды на гипноз и экспериментирование с магнетизмом расщепилась на науку академическую и науку «пограничную» [256] Wolffram H. The Stepchildren of Science: Psychical Research and Parapsychology in Germany, 1870–1939. Netherlands, 2009. P. 14. . В «пограничную» науку уходили исследователи, желавшие заниматься феноменами, которые с трудом сочетались с материалистической картиной мира. Со временем последние остатки научной методологии и рационального мышления полностью испарились из «пограничной» науки.

Шарко работал в рискованной близости от «пограничной» науки. Он сдержанно относился к металлотерапии, которая была для него лишь еще одним поводом обратиться к своей любимой теме — патофизиологии истерии. Он был конструктором клинической неврологии (так называется его биография 1995 г.: «Шарко: конструируя неврологию» [257] Gelfand T. et al. Charcot: Constructing Neurology. Oxford University Press, 1995. ), а не творцом иллюзий. Ему и его сторонникам было несимпатично предположение о том, что в каком-либо психическом явлении, наблюдаемом во время эксперимента — например, перемещение симптомов паралича с одной ноги на другую — есть момент субъективного участия свободного, пусть и неосознаваемого, выбора пациента. Предположить, что симптомы, вместо того чтобы совсем исчезнуть, перемещаются из одной части тела в другую, только потому что больной женщине хочется угодить врачу и одновременно остаться больной, — это то же самое, что обвинить пациентку в обмане.

Фактически проверка металлотерапии в клинике Шарко была исследованием внушаемости. Легкость, с которой совершался «трансфер» симптоматики, должна была натолкнуть именно на эту мысль — пациенты исключительно восприимчивы, их сверхчувствительность не позволяет привлекать их к исследованиям. Сам Шарко описывал случай [258] Charcot J. M. Leçons du Mardi à la Salpêtrière. 1892. P. 215. , прекрасно показывающий, что некоторым особенно чутким людям нужно совсем немного для того, чтобы пережить «трансфер», «катарсис», «кризис» и т. п. У его пациентки после того, как она ударила своего ребенка, отнялась правая рука. В ожидании лечения она сидела в комнате, где были размещены какие-то механизмы, который использовались Шарко в своей работе. Пациентка положила левую руку — ту, что не потеряла чувствительность, — рядом с механизмом. Вдруг аппарат заработал, колеса закрутились, все зашумело и затряслось. Пациентка испугалась, и через несколько минут произошел «трансфер» — паралич переместился с руки, которой она ударила ребенка, на руку, которую чуть не травмировала неожиданно заработавшая машина.

Британские врачи к деятельности Шарко относились скептически. Концепция истерии как функционального расстройства критиковалась авторитетными английскими авторами за излишнюю широту определений, допускавшую применение этого диагноза при очень многих патологических состояниях. Самуэль Уилкс (1824–1911) отдельно разобрал тему истерической потери чувствительности в статье 1883 г. [259] Wilks S. On Hemianaesthesia // Guy’s Hospital Reports. 1883. Ser. 3. N 26. P. 147–175. , в которой он приводит несколько клинических случаев одностороннего паралича. С точки зрения Уилкса, то, что французы во главе с Шарко называют истерической потерей чувствительности, является следствием органического дефекта в одном полушарии головного мозга. В металле или любом другом материале, используемом в работе с истеричками, нет ничего такого, что производило бы целебный эффект. Главное, что происходит в известных случаях излечения от истерического паралича — это шокирующее переживание, которое активирует определенные участки мозга. Причем в одном из описанных Уилксом случаев источником шока было не лечение, а отсутствие лечения.