Анастасия Павлик - Зерно А

Тишина давила на уши. Снег искрился, этакий неудержимый предновогодний блеск. Наступала пора семейных празднований, елок, иллюминации и сладостей. Но мне было не до этого. Внутри меня затаился страх. Чего я боялась? Сложно сказать. Вовсе не такого рода страх заставлял меня спать с включенным ночником; это был и не детский страх, который давно повзрослел вместе со мной и растворился во взрослых заботах.

Правую щеку напек лившийся через окно солнечный свет. Я прислушалась к своим ощущениям и попыталась найти причину едкой сосущей пустоты в области груди. Я не боялась ни Александра Кудрявцева, ни Стефана, ни Платона, ни Деревского и его адвоката. Тогда чего?

Я боялась, что у меня заберут спиритизм. А вместе с ним – ту часть меня, которая не была затронута зерном. Вырвут, как кусок мяса и кинут гнить. В случае, если Деревский докажет несуществующую вину, я потеряю все. И дело не в материальном благополучии, а в том, что составляет меня. Что после этой ночи осталось от меня, от Риты Палисси.

В дверь постучали. В кабинет вошел Федор Гранин и уселся на стул, где совсем недавно сидел Громов. Я проглотила нервный смешок.

- Ну, и чего хотел это говнюк? – спросил Гранин, убирая с глаз волосы.

- Предлагал купить у него комплект псевдоразумных скрепок.

- И ты купила?

- Нет.

- Чудненько. Он хотел «Темную сторону»?

- Хотел, но я обломала его и вряд ли он еще раз сунет сюда свой нос.

Гранин недобро ухмыльнулся, и у меня назрел свой вопрос.

- Почему ты до сих пор здесь? Работы на сегодня не предвидится, - я помолчала и добавила: - А если быть точным – на ближайшее время.

- Мы с Антоном решили остаться для поддержания твоего морального духа. Этот говнюк Деревский не на тех напал.

В жизни Гранина случались моменты, когда кто-либо, чем-либо испортивший его день, автоматически переводился в разряд говнюков. Тяжело быть Федором Гранином, когда тебя окружают одни говнюки.

- Как считаешь, - я в упор посмотрела на него, - Громов мог подослать Деревских?

- Я думал об этом, - признался он и посерьезнел: - Если «да», то нужны доказательства, хорошая линия защиты, а также обширный заказ на похороны Громова.

- Я уже позаботилась об этом.

- Об обширном заказе на похороны?

- Не говори глупостей. О хорошей линии защиты. У меня встреча с Юлием Морозовым в два часа дня.

Гранин присвистнул:

- Этот парень берет за свои услуги горшочками с дерьмом единорогов, не иначе. Его сладкие речи влетят нам в копеечку!

- Не будь скупердяем. При хорошем раскладе его сладкие речи здорово помогут нам. И вообще, вначале он должен согласиться вести дело. – Я вспомнила об отсутствии машины и спросила: - Подбросишь меня к его конторе?

Из глаз Федора словно вылетели десятки невидимых крючков и впились в мое лицо.

- Подброшу, куда я денусь. И все же, Рита, что вчера у тебя произошло?

По его взгляду я поняла, что его вопрос включал в себя и назначенную Агнией встречу, и пальбу в «Сладком Зубе», и смерть Агнии, и «угнанную» машину. Антон, трепло, рассказал ему о том, куда я накануне собиралась. Я сидела с пустым лицом, и вместо того, чтобы потупить взгляд, отвела его в сторону.

Интересно, как Федя отреагирует на мою коматозность? Наверное, как и все здравомыслящие люди – негативно. Но дело в том, что без зерна не сидеть мне сейчас здесь и не чувствовать солнце, напекающее щеку. Иной вопрос: сколько еще бед это зерно принесет мне, если лишь за одну ночь я проглотила с десяток горьких пилюль опыта? Я подумала о Константине, и мне захотелось съежиться. «Мы еще обсудим ваше нынешнее положение», - сказал Стефан. Значит ли это, что скоро мне принесут счет?

- Рита? – Гранин помахал рукой перед моим носом, и я сфокусировала взгляд.

- Я говорила тебе уже сто раз, и снова скажу: не твое дело.

- Ладно, ладно, больше не пристаю.

- Замечательно, что мы поняли друг друга.

- Есть какие-то планы до двух дня? – спросил он, идя на попятную. Он поправил горловину свитера сомнительного качества. Зато шнурки ботинок сегодня чудесным образом совпадали по цвету. Я покачала головой. – Тогда как на счет перекусить?

Меня не надо было долго упрашивать в отличие от Антона, который согласился поехать домой после долгих уговоров. Уговоров, которые, судя по моему постепенно ожесточающемуся тону, грозились перейти на уровень «начальник-подчиненный», дескать, делай, что тебе говорят. Федя вызвался подвезти Антона, на этом и порешили. Толкунова уже и след простыл; я не стала проверять его кабинет, зная, что там его нет. Наверное, петушится сейчас перед воротами «Темной стороны», наслаждаясь долгожданным вниманием к своей персоне.

Нонна Федорова ожидала меня в приемной, чтобы спросить, чем она может помочь. Я обняла ее.

- Я не верю, что все так может закончиться, - проговорила она, гладя меня по волосам.

- Правильно делаешь, что не веришь.

Так или иначе, а «Темная сторона» закрылась на неопределенный срок.

Идя к задней калитке, я рассуждала, что впредь щеголянье в одной блузе в десятиградусный мороз может, по меньшей мере, вызвать косые взгляды. Холодно мне не было (чертовски странное ощущение), но я решила не провоцировать прохожих на реакцию. Я держала кое-какие вещи в офисе про запас. Среди прочих вещей была куртка на меху. Ее я и накинула, рассовав по карманам ключи от квартиры, деньги, сигареты и зажигалку. Ключи от машины, впрочем, как и сама машина, были утеряны, поэтому психологически в карманах словно бы чего-то не хватало. Если вы что-то теряете, то вы теряете это, и ни одна кроличья лапка, а у меня их на ключах к авто было аж две, не спасет вас.

Мы завезли Антона, и поехали к ближайшей забегаловке. Настроение портилось по мере того, как небо затягивали плотные снежные облака. Утро, медленно перетекавшее в полдень, тускнело. Синоптики эти дни в ударе. Не долог час начну верить им. Верить и ненавидеть еще больше – за то, что добывают дурные вести.

- Как только ты вошла в офис, я сразу понял: в ней что-то не так, - жизнеутверждающе сообщил Гранин, останавливаясь на светофоре.

Я судорожно вцепилась в ремень безопасности по двум причинам: первая – мне показалось, что он раскусил меня, вторая – душа в пятки ушла из-за резкого торможения. Машин и снега на дорогах хватало, чтобы забыть о спокойной поездке.

- Но все не мог решить, что именно, - продолжал он, то и дело зыркая на сфетофор. Зажегся желтый, затем зеленый, и он тронулся с места. – То ли ты прическу поменяла, то ли помаду… Вот говнюк! Эй! Ты куда прешь, баран? – Гранин снова шарахнул по тормозам, и ремень безопасности неприятно врезался мне в грудь. – А потом до меня дошло: ты без очков.

- Я решила перейти на линзы.

Ложь скатилась с языка и провалилась в его уши, словно мячик для гольфа в лунку. Он пожал плечами. Я начинала потихоньку презирать себя за вранье.