Неизвестно - Дневники

— В трамвае женщина говорит: “...И сколько они (большевики) ни бились, мы победим”. И весь трамвай напряженно молчит. Промолчал и я. Почему?

Маникюрша, еврейка, у которой двое детей, сказала в воскресенье Тамаре:

— Евреев всех надо перерезать. И меня. И моих детей. Если бы не евреи, войны бы не было.

Чисто еврейское самопожертвование. Бедная! Она уже поверила, что война из-за евреев!

Жена Маркиша 94узнала, что ее детей, живущих в детском санатории в Чимгане, травят дети же. Она пошла туда пешком 95 км. По дороге, в кишлаках, ей не удалось купить ни корки хлеба, ни кружки молока. Крестьяне говорили ей:

105

— Евреям не продаем, из-за вас война.

Даже если она и преувеличивает, то все равно ужасно!

8-е [ VII ]. Среда.

Подписал договор с “Советским писателем” на отрывки из “Проспекта Ильича” 95. Вспомнил, что можно составить книгу моих рассказов, объединив их общей мыслью о неразрывности быта довоенного и военного.

Оказывается, путевки наши в туберкулезный санаторий, где открытая форма туберкулеза. Долго узнают, можно или нельзя ехать? Звонят всем. Уехал какой-то нарком и пропал. Завтра будет “Молния”, объясняющая события, но доктор Пуссель сказал, что вся эта долина Шахмордан, в течение долгих лет, заплевана и заражена и что туда ехать нельзя. Вот тебе и на!

9-е [ VII ]. Четверг.

Сообщение об оставлении нами Оскола. Отказались от санатория. Надежда Алексеевна не хочет ехать в Чимган, т.к. боится появления басмачей. Милиционеры в городе стоят на посту без револьверов, все увезено на фронт. Пришел Канторович с предложением напечатать пьесу “Волшебный ковер” в юбилейном сборнике драматургов 96. В тот же момент Тамара подала мне письмо от Комитета по делам искусств о моей пьесе 97— письмо поразительно наглое.

Приходили из киностудии. Разговоры о сценарии. Обещал написать либретто 98.

10-е [ VII ]. Пятница.

Немцы двумя потоками идут на Саратов и Царицын. Они уже в ста километрах, судя по сводке, от Сталинградской области. За 10 дней они прошли с боями 200 км, так как именно в этом месте, по-видимому, сосредоточены наши основные силы для похода на Украину, то нельзя ли предположить, что они попытаются устроить нам здесь, в нынешнем году, ту самую “блицкриг”? Канторович сказал, что в Москву возвращаются Вирта и Погодин и вообще все.

106

11-е [ VII ]. Суббота.

До полудня страдал похмельем, ибо вчера ночью неслыханно напился с Бабочкиным.

Сообщение Крайнева о том, что фильм “Пархоменко” принят очень хорошо.

Позвонил об этом Лукову, а тот — грустный. Оказывается, приехал Каплер и сообщил, что в прошлую субботу “Пархоменко” смотрел Сталин. До того ему будто бы смотреть было некогда, и он поручил Щербакову на их ответственность выпустить фильм. Они выбросили сцену в тюрьме (которая как раз не понравилась здесь Юсупову 99), и последнюю сцену — “битву на саблях”. Когда я, грустный, сообщил об этом Комке, тот очень довольный тем, что теперь мы получим какие-то деньги, сказал:

— А они знают, наверное, вкус Сталина. Если бы эти сцены не выбросить, картина, может быть, и не понравилась бы Сталину.

Позвонили об этом Тамаре активистки, сидящие в ее комнате, очень обрадовались, не тому, что фильм понравился Сталину, а тому:

— Раз Сталин смотрит картины, значит не все еще пропало.

12-е [ VII ]. Воскресенье.

Встретил Лукова в столовой. Он не может утешиться: вырезали часть картины. Объявление о перерегистрации. Комка сказал: “Тебя возьмут, потому что всех берут”. И точно всех — знакомый Татьяны, слепой на один глаз, и имеющий 60% в другом — признан годным.

Сообщение о том, что бои на подступах к Воронежу.

Вчера ночью против дома, где живут Погодины, зарезали женщину. Учительница, шла ночью с заседания.

Читал Гофмана “Эликсир сатаны”. Понятно, почему мы его в 1921 году избрали своим патроном 100. Жизнь казалась такой изломанной и развороченной, что хотя бы в литературе мы желали создать порядок и стройность. Самое удивительное, что порядка мы не создали,— да и не могли.

Не знаю, откуда Луков это взял, но он сказал, что Германия четыре раза предлагала нам мир.

13-е [ VII ]. Понедельник.

Немцы вышли к Богучарам,— около 300 км от Волги. От пунк-

107

та вчерашнего сообщения они прошли 50 км — через шесть дней, стало быть, Волга? Настроение подавленное и раздраженное.

Зазовский, зав. издательством 101, уезжая в Москву, не взял посылок, так как везет Толстому ящик вина и ящик фруктов — подарок от местного правительства. Басов грустит — разбил бутыль со спиртом.

Позавчера нападали на маникюршу. Она шла темным переулком, и ее обогнали двое. Пока было светло, она пропустила их вперед, а сама зашла в первый попавшийся дом. Выглянула. Двое стоят. Она к тем, кто живет в доме: “Проводите”. Но те боятся провожать — там одни женщины. Наконец, нашли троих мужчин и все пошли. А те двое стоят и посмеиваются:

— Как наладим на ф[рон]те, так наладим и у вас.

Рассказ: “Бои западнее Воронежа”.

Странное заседание в Союзе. Жара. Четыре с половиной часа все оживленно обсуждали содержание, технику перевода и стиль книжки в полтора печатных листа стихов узбекских поэтов.

— Как удивился бы,— сказал Чуковский после заседания,— человек, который делает вот так...— и он сделал движение, словно бы протыкая кого-то штыком,— где-нибудь под Воронежем, когда бы послушал, чем мы занимались.

Затем принимали в этот же Союз, а затем я пошел обедать.

А затем читал Филдинга и слава богу!

14-е [ VII ] . Вторник.

Ужасная сводка, которая, наверное, повергла в уныние всю

страну. Немцы ворвались в Воронеж, мы отступили, должно быть, от Богучар,— и возле Ржева нам нанесли поражение. (Армии Рокоссовского?) И мы отступили.

— Но, у нас тоже ужасное денежное положение,— сказала Тамара,— нам не присылают денег из Москвы за “Пархоменко” и роман.

На фоне этих страшных событий, эта фраза, конечно, смешна. Но ведь у каждой семьи горе выражается по-своему.

Военные сведения кончились. Вчера сидел, видимо пришедший за тем, чтобы спросить, сын художника Шемякина, близорукий, с болезнью боязни пространства, и не возражал, что его мобилизуют (“Перерегистрация”! Брони художников лишили), говорил, что не может работать по специальности.

108

Читал роман в Союзе. К удивлению крайнему, роман слушали внимательнейше и сидели долго, несмотря на то, что в городе неслыханные грабежи: Н.Ашукину 102разбили лоб и вышибли зубы.

Говорят: а) в Алма-Ате еврейский погром. Выяснил у редактора Киевской киностудии, приехавшего из Алма-Аты,— оказывается, вздор; б) Воронеж сдали; в) в Москве — паника. Бог даст, все это брехня так же, как и погром в Алма-Ате.