Неизвестно - Дневники

17. [1X ] . Четверг.

Вчера, до поздней ночи, говорили с В.Гусевым о Москве, откуда он только что приехал.

Бои на окраинах Сталинграда. Волга?!

Гусев: во-первых, речь Гитлера: “Нам нужны хлеб, уголь и нефть. Это в России мы уже получили — хлеб и уголь, и на днях получим нефть. На этом летнюю кампанию мы заканчиваем, и оставшееся пространство России пусть берет, кто хочет”. Исходя, видимо, из этих слов, московские писатели,— в частности Фадеев и Катаев — пьют без просыпа: пространства для производства водки-то им хватит. Катаев пьет так, что даже Фадеев должен был ему посоветовать уехать на время: “а то за тобой уже посматривают”. С похмелья разбился Я.Купала и т.д.

Во-вторых, исходя из того, что “национальный элемент” нами не учитывался, Поликарпов призвал Гусева и велел ему произвести — “славянизацию писателей”, т.е. выгнать евреев. Что Гусев и сделал. А началось это будто бы с того, что Щербаков призвал Фадеева и, показав “Литературу и искусство”, сказал:

136

— Что за фамилии? Где великий русский народ?

После этого Фадеев “разбронировал всех евреев из Литературки”.

В-третьих, казаки на Дону и Кубани нас не предали. Предали какие-то осетины.— При приезде Черчилля договорились будто бы о вводе английских войск на Кавказ.— У меня в “Бронепоезде” дама-беженка восклицает с упованием:

— Ах, как хорошо! Канадские войска самые спокойные!

О, Россия!

Писал статью по рассказу полковника Леомеля — “На рубеже Москвы” 142. Опять звонили из киностудии, обещали прийти поговорить, но, конечно, надуют. С волнением жду окончания своей статьи, чтобы хлопотать о поездке на геологоразведку.

Были кинематографисты. Полные идейных и формальных обносков. По соображениям, мне сейчас неизвестным, предлагали по их сюжету, по их собранным материалам, написать сценарий о “Хлебе” на фоне Сыр-Дарьи. В качестве консультанта,— в возмещение потерянного сюжета,— Спешнев 143. Начальник сценарного отдела предложил своего отца, швейцара, как киноспециалиста. Я рассказал ему, чтоб обменяться сюжетами, о чем-то — Галицком и о мечте,— и так как у меня опять нет денег, а за “Пархоменко” не знаю получу ли, а моего собственного сюжета, они все равно не примут,— я согласился.

18. [ IX ]. Пятница.

Немцы ворвались в Сталинград, но были выбиты.

Окончил “Рассказ полковника Леомеля”. Сдал.

Шел из Радиокомитета с В.Гусевым. Его несколько коробит нервное состояние Ташкента. Я — спокоен и поэтому мне говорить легче. На людей исключительных не действуют материальные обстоятельства, а на Гусева спокойствие пришло потому, что он сыт и с деньгами. Я же получил письмо от Юговых и Анны Павловны, те и другие, как по намекам можно понять,— голодают. Я думаю, что у них состояние не более спокойное, чем у Ташкента с его бандитизмом, грабежами, с которыми, кстати сказать, думают бороться штрафом, как это видно по сегодняшнему постановлению Ташкентского горисполкома.

Теперь надо налаживать поездку в горы. Городские обязанности свои я закончил.

137

Завтра-послезавтра напишу “макет” сценария. Если удастся, подпишу договор — ив путь. Трудно объяснить все это, но ничто не манит меня, как горы. Да и то сказать — от литературы мне ждать нечего, от политики,— конечно, для меня только,— тоже, от жизни вообще — только смерть. А там, в горах, я разговариваю с вечностью — правда очень скромным языком, но все же говорю, а ведь тут-то у меня кляп во рту, в литературе например.

Редактора меня кромсают неслыханно! Сужу по “Халиме” 144! Я для них тот камень, из которого вырезают подделки. А, плевать!

18 сент. 1942.

Конечно, Гусев хвалит Москву, но с какой тоской он сказал сегодня, когда мы беспрепятственно выпили с ним по два стакана кагора у будки:

— В Москве бы на эту будку существовало 100 пропусков. И почему я не могу прожить здесь три месяца, чтобы пописать. Неужели я уж так бездарен?

19. [ IX ]. Суббота.

Ходил к Анисимову. Просить машину для перевозки угля. Неожиданно получил приглашение на рыбную ловлю. Сие зело радостно, понеже сочинять “Хлеб” с чужого голоса трудновато.

20. [ IX ]. Воскресенье.

Месяц с возвращения из Чимгана,— и опять вдали перед нами эти горы. Мы на Чирчике, ловим в отстойнике рыбу. Нам помогают солдаты времен первой войны, сорока и чуть ли не пятидесяти лет. Наловили, руками, пуда два рыбы, сидели на камнях, беседовали. У моста идут обыски,— проверяют документы, ловят дезертиров и спекулянтов. У какого-то охотника — просрочено удостоверение — отняли ружье и патронташ: “Если не придет, у нас будет хорошее ружье”. Батальон питается рыбой, за месяц три рыболова, красноармейца, поймали 60 тысяч рыб. Командир батальона рассказывал о малярии, мучающей всех, в том числе и его с женой: “Я встаю, жена сваливается”. Пили водку — три полбутылки — и бросили бутылки в воду, а затем разбивали их как цели. Один из солдат оказался техником-строителем и видел меня

138

на Макеевском заводе. Он же строил дом для Авдеенко 145“без-

i

вкусный, ярмарочный человек”. Красноармейцы одеты в тряпье и в матерчатые шлепанцы. Комиссар рассказывал, что облавами,— нашу машину остановили ночью на шоссе,— в городе арестовано 3 тысячи бандитов, воров и дезертиров. Дезертиры уходят в горы. Везде стоят заслоны.— В горах нашли недавно, самолетом, не занесенное на карту селение.— Уж не дезертиры ли? — Такая возможность не исключена. Арестовали золотоискателя — заводят стада, живут — сами одеты в шкуры. У одного нашли 15 кг золота.— “Как правило, все они поломаны, один кривой”.— И он же сказал, что от падения Сталинграда зависит позиция Японии и Турции, которые выжидают, чтобы вцепиться. Должно быть, слова Гитлера, переданные по радио, как говорил Гусев,— о том, что после нефти: “нам остальное не нужно, пусть берет, кто хочет” — относятся к Турции и Японии.

Армия тоже несет свои неудобства. Мельком слышал, как страдают красноармейцы от переутомления: “Идем на пост в Госзнак, а нас задерживают в связи с облавами — нет дороги. Может выйти перестрелка или мы опоздаем на караул” — “с пищей, если бы не рыба, было бы плохо”.— Комиссар заботится, чтоб, в Киргизии, у Пржевальска, доставили скот и сало “для комсостава”. Он нас угощал этим салом. Стоимость 18 рубл. кило. Баран там стоит 130 руб., а здесь, на благотворительном] базаре, барана разыгрывали— сколько разговоров было! Продали за 2 тысячи пятьсот рублей. Впрочем, что же по сравнению с тем — на Чарчинском базаре стоит 3 тыс. руб.

21. [ IX ]. Понедельник.

Вчера все были счастливы: с четырех часов, как мы приехали, жарили и ели рыбу. Это похоже на еду эскимосов. По аппетиту видно, как все изголодались!