Неизвестно - Дневники

202

наделали с машиной, что наделали, негодяи, испортили”. Написал статью “Наступления продолжаются” для “Известий” 201.

У Ник[олая] Влад[имировича] опять, с утра, поднялась температура: 39 с утра.

24. [ XI ]. Вторник.

Сидел вечером Бабочкин. Он прилетел из Ленинграда, а завтра отправляется в Ташкенте “В Ленинграде — хорошо. Дают хлеба достаточно, паек лучше чем в Москве, но есть какая-то категория людей, которая истощена и обречена на гибель. Я не знаю почему это, может быть, закон природы, но дистрофиков — истощенных ненавидят. В вагоне ругаются: "Эх ты, дистрофик!" Я был в Колпине. Городка нет. Развалины. Спускаешься в подвал. Там — советское учреждение. Барышня ведет к товарищу Иванову. Толстомордый, со сверкающими зубами человек, говорит — раньше нас Ленинград обижал, у них дачи были, они вели асфальт в Детское и Петергоф, а теперь мы асфальта добьемся. Заводская труба в Колпине насквозь пробита в трех местах и стоит на ней наблюдательный пункт. В "Асторию" пришла актриса, два года назад была красавица, из-за нее повесился человек, теперь вывалились зубы, развалина. Я кормил ее. Ленинград в самом узком месте отстоял Ижорский батальон рабочих. Они держали это место девять месяцев. И теперь позади переднего края обороны посадили овощи: "Овощами мы обеспечены, 100 тонн соберем, но картошки нет, лето было холодное".

Когда в Смольном посмотрели нашу картину, директор Пути-ловца сказал: "Ну что вы там какую-то муру снимаете? Вот вам пример, как мы жили,— звоню утром в гараж — нужна машина. Не отвечают. Звоню без пользы полчаса. Пошел сам. Горит печка. У печки кто греет руки, кто ноги, а кто просто дремлет — шоферы — да вы что, мертвые? — кричу. Они, действительно мертвы".

В Александрианку, зимой, собрались уцелевшие актеры. Спали, лежали. Наиболее слабые были в котельне, где всегда теплее”.

Один актер сказал Бабочкину: “Из сорока я один уцелел”.

Знакомые девушки — едят хорошо, водки пьют по 250 грамм, колют дрова. Жалеют, что нет пистолетов. Зачем? Пришел квартальный, сказал — из вашего дома ракеты шлют. И девушка ска-

203

зала: “А я хожу с одним фонариком по чердакам, ищу”. Вообще женщины делают все, на мужчину уцелело 8 женщин. Открыли “Парк отдыха”, лето (и нашли название тоже). Гуляли девушки. Вечером у каждого окна патефон, девушка и позади фигура матроса. Актриса, из-за которой повесился знакомый, питалась тем, что у складов, рано утром, собирала раздавленных крыс — грузовиками ночью. Ловить их не на что, приманки нет.

Несмотря на то, что город в кольце и фронт начинается у Нарвских ворот, охотники все же ищут и находят зайцев. А заяц-то может убежать к немцам! Но заяц — капитал — 5 тыс. рублей. Пальто стоит 200 рублей. Есть ботинки, калоши.

Актеры ходили по нарядам, ночью под обстрелом, на вечера. В рюкзаках, обратно, несли воду. Холодно. И вместо воды — расплескивалась — приносили иногда на спине, ком льда.

Фронт. Бабочкин в гвард[ейской] дивизии полк[овника] Краснова. Он переправил через Неву дивизию, без потерь,— и увел обратно, заняв на том берегу позицию. Немцы думают, что там стоит дивизия, а там рота. Когда дивизия стала гвардейской, он приказал отрастить усы, а женщинам — сделать шестимесячную завивку. Бывший агроном. В Финскую войну командовал в этой же дивизии взводом. Что-то было неладно, он созвал командиров и сказал комполка: “Вам известно, что этим полком командовал я?” — “Так точно”.— “Садитесь”.— К батальонному, к ротному с тем же вопросом. И, наконец, к взводному — всплеснув и положив руки на грудь:— “Братцы, что же вы со мной делаете?” — Пьют из нарзанных фужеров. Идут снайперы вразвалку: “Ну как?” — “Троих”. Качает неодобрительно головой: “Третьего-то, кажется, я зря. Он, кажись, к нам шел. Да я уж для счета”. Командир полка, майор, бывший инженер: — “Я мечтаю вернуться домой. Я не военный.— Поправил пенсне.— Но, у меня в полку не было ни одного поражения”. Полковник Краснов сказал, поглаживая усы: “О моей операции во всех Ген. штабах люди будут говорить”, а когда Бабочкин уезжал, он сказал: “А похож я на Чапаева?” Бабочкин говорит сейчас, вздыхая: “Ну, разве я мог ему сказать, что он лучше Чапаева. Я сказал — похож”.

Мимическая сцена — как едят хлеб в Ленинграде: закрывает ломтик, оглядывается. Отламывает кусочек с ноготок,— и его еще пополам. Кладет в рот, откидывается на стуле, и с неподвижным лицом ждет, когда крошка растает во рту,— глотает. И, опять к куску...

204

— Ленинград, да, бомбят. По четыре налета в день. Все дома выщерблены, исковерканы. Вдруг, видишь какие-то фанерные декорации, колонны,— на месте дома. У трамвайных остановок зенитки. Но, бомбежки — демонстрации. Наступать не наступают. Стоят — испанцы, шведы, латыши, эстонцы,— и всякий сброд. Эдгар По? — Младенец. Не было такой выдумки,— и не будет.

Во время рассказа — включаем радио. Сводки — “3 дивизии в плен, 1100 орудий...” Необычайная радость охватывает нас. Бабочкин говорит:

— Осень. Как спелые яблоки потрясли, так они и осыпаются. Я думаю, к новому году — конец.

То же самое сказала Тамаре сегодня и уборщица в номере:

— Товарищ Сталин обещал к концу года, ну и сбудется. Он этих Рузвельтов так подтянет, что они в месяц все дела закончат. А работница А.Барто сказала:

— Ах, Агния Львовна, как жаль, что у нас радио в квартире нет. Ведь сегодня передавали по радио, что наши уже всю Африку заняли.

25. [ XI ]. Среда.

Холодные учреждения, грязь — и словно бы ветер в комнатах. У входа часовой — мальчишка, в будке — девушка в шинели с красными треугольничками на отворотах шинели. Это — ЦК ВЛКСМ. Множество неуютных комнат. Здесь, по-моему, больше чем в ЦК партии должно быть торжественности, тепла и вежливости. Нет! С трудом нашли стенографисток. В накуренную комнату,— два кресла, обитых дерматином, два стула, окурки и обрывки газет на столе, под стеклом — телефон ЦК, вошли двое — юноша и девушка. Юноша, белокурый, лет 18-ти, [в] куртке и валенках, девушка широколицая, румяная, в шинели и сапогах, постарше, ей лет 20—22. Это — партизаны, оба из Калининской области, прожили и воевали с немцами месяцев по восемь. Чтобы они разговорились, я сказал — кто я такой: “Может быть, читали в школе или видели фильм "Пархоменко"”. Книг моих не читали, но мальчик видел фильм: “Во-о, здорово!”

“Волнуясь и спеша”, крутя папиросную бумагу, но по школьной привычке не осмеливался закурить при старшем, мальчик стал рассказывать. Боже мой, что видел этот бойкий и смелый паренек! А что видела и испытала девушка? Я не буду записывать

205

здесь их рассказы, так как напишу — по стенограмме,— их рассказы отдельно, для книги... Расставаясь, я сказал: