Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Еще раньше, придя в ЦК после венгерской авантюры, Андропов сблизился с Устиновым. Кровь в Будапеште — на их руках. Их дружба окрепла, когда Андропов оказался руко­водителем КГБ, а Устинов — министром обороны. Обоим эта дружба была выгодна.

Об Устинове надо сказать поподробнее, ибо он был рав­новеликой Андропову фигурой. Яркий представитель воен­но-промышленного комплекса. Авторитетен в этих кругах. Сначала сталинский министр по вооружениям, потом секре­тарь ЦК по тем же делам, затем — министр обороны и член Политбюро. По всем позициям был тесно связан с КГБ, к то­му же имел и свою разведку — Главное разведуправление. Минобороны и КГБ не ладили между собой, но когда во гла­ве этих ведомств оказались Андропов и Устинов, все пошло по-другому. Они фактически решали все важнейшие госу­дарственные дела.

Устинов был очень противоречив. Однажды на Секрета­риате ЦК он поднял вопрос о репродукции в журнале «Жур­налист» картины Герасимова. Там была изображена обна­женная женщина. И сколько Устинову не пытались втолко­вать, что это не фотография, а репродукция картины из художественной классики, что она экспонируется в Третья­ковке, ничего не помогло. «Это порнография, а журнал мас­совый», — говорил он. Устинов настоял на освобождении главного редактора журнала Егора Яковлева от работы. Я не был на этом секретариате. Отдыхал где-то. Когда вернулся, ко мне зашел Егор, уже безработный. Так случилось, что во время нашего с ним разговора мне позвонил Суслов, кажет­ся по поводу юбилея Маркса. Выслушав его, я сказал Сусло­ву, что у меня сейчас Егор Яковлев, ему надо работать, есть такое предложение назначить его спецкором «Известий».

— Вы хорошо его знаете? — спросил Михаил Андреевич.

Да.

— Ну что ж, давайте.

Об Устинове много можно рассказать, причем разного, но ограничусь еще парой примеров. Обсуждался вопрос о не­благоприятной обстановке в Туле. Жители города жалова­лись на то, что городской транспорт работает из рук вон пло­хо, ребятишек в детские сады не берут, снабжение в городе отвратительное, в магазинах ничего нет, бывают перебои да­же с хлебом. КГБ докладывал, что там дело идет к открытым волнениям.

Секретари ЦК начали в своих выступлениях резко крити­ковать руководство области, которое, оправдываясь, утверж­дало, что денег у них нет, лимиты на продовольствие очень низкие, автобусный парк устарел. Вдруг секретарь ЦК Кириленко — полуграмотный человек бульдозерного типа — начал поворачивать вопрос в сторону пропагандистской ми­фологии, очень часто служившей сточной канавой, по кото­рой удобно было спускать любые реальные, но труднораз­решимые дела. Кириленко повел речь о том, что все дело в плохой работе агитаторов. Они оторвались от людей, не объ­ясняют им причины возникших трудностей.

— При чем тут агитаторы? — взорвался Устинов. — За хлебом и молоком очереди, а агитаторы должны говорить людям, что это нормально? Рабочие, чтобы добраться до за­вода и вернуться домой, тратят по пять часов в день, а про­пагандисты должны уверять людей, что тульский автобусный парк — лучший в мире? Давайте не уходить от проблемы и решать ее конкретно и по существу.

И еще один эпизод. Я уже работал послом в Канаде, а Ус­тинов был министром обороны. Как-то один из наших дипло­матов познакомился на хоккее с человеком, назвавшимся Сапрыкиным. Он рассказал о себе следующее. Отечествен­ная война. В одном из боев он был тяжело ранен и оказался в плену. Госпиталь был расположен в западной части Герма­нии. Так получилось, что Сапрыкину попалась наша газета, в которой говорилось о его героическом подвиге, о том, что он погиб, ему присвоено звание Героя Советского Союза, его именем названа школа в его родном селе. Сапрыкин побоял­ся возвращаться, до него доходили разговоры о преследова­нии военнопленных. Испугался и за родственников. Подумы­вал о встрече с кем-то из посольства. На хоккее услышал русскую речь и решился подойти к нашему сотруднику.

Конечно, мимо этой информации пройти было нельзя. Побывали у Сапрыкина в гостях, увидели, что он собирает литературу о войне, покупает мемуары, воспоминания. Да, числится погибшим. Кто-то из участников боя видел его без­дыханным. Я направил телеграмму в Москву. Предложил ор­ганизовать вручение Золотой Звезды Героя в Торонто, сде­лать из этого факта серьезное политическое и нравственное событие. МИД и КГБ согласились. Доложили Устинову.

— Среди пленных героев не бывает. Ответьте, что Сапры­кин попал в списки награжденных ошибочно, — заявил Ус­тинов.

Вот так, в привычном советском стиле и оскорбили чело­века. Сапрыкину мы не сказали, что его лишили звания Ге­роя. Так и умер человек, не дождавшись с Родины благодар­ной весточки.

Андропов и Устинов были основной опорой власти Бреж­нева, хотя затаенные мечты были разными. Все они, да еще Суслов, пестовали Горбачева, поддерживая его на разных ступенях карьерной лестницы. У них были на то достаточно веские основания. Молод, образован, энергичен.

Сам Горбачев утверждает иное.

«Особенно много невероятного придумано в попытках объяснить, как удалось человеку из народа возглавить госу­дарство, пройти все ступени иерархии, — пишет он в своих воспоминаниях. — Тут фантазия некоторых авторов не знает удержу. Разрабатывая тему «покровителей», утверждают, якобы наша семья по линии Раисы Максимовны связана род­ственными узами с Громыко, Сусловым, знатными учеными и т. д. Все это досужие выдумки. Мы сами сотворили свою судьбу, стали теми, кем стали, сполна воспользовавшись воз­можностями, открытыми страной перед гражданами».

Ох уж этот штамп «человек из народа». Что сие означает? Народ — это кто? Пушкин, величайший из россиян, — не из народа? А вот Сталин, Брежнев, Хрущев откель взялись? Са­ми сотворили свою судьбу?

В сентябре 1978 года, направляясь в Баку, Брежнев, со­провождаемый Черненко, сделал остановку на железнодо­рожной станции Минеральные Воды. Их встречали Андро­пов и Горбачев. Это была историческая встреча. На севе­рокавказской железнодорожной станции сошлись четыре генсека — действующий и все будущие. Вопрос о переводе Горбачева в Москву был практически предрешен. В своих мемуарах Михаил Сергеевич лирически описывает эту встречу — и горы, и звезды, и теплую звездную ночь и про­чее.

«Об этой встрече много потом писали, и вокруг нее изряд­но нагромождено всяких домыслов... Пленум ЦК КПСС от­крылся в 10 часов... Начали с организационных вопросов. Первым Брежнев предложил избрать секретаря ЦК по сель­скому хозяйству. Назвал мою фамилию, сказал обо мне несколько слов. Я встал. Вопросов не было. Проголосовали единогласно, спокойно, без эмоций... Когда пленум завершил работу, вернулся в гостиницу. Меня ждали: «В вашем распо­ряжении ЗИЛ, телефон ВЧ уже поставлен в номер. У вас бу­дет дежурить офицер — все поручения через него...» Я во­очию убедился в том, как четко работают службы КГБ и Уп­равление делами ЦК КПСС».