Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Горбачев и Ельцин при всех их ошибках, промахах, иног­да серьезных, все-таки сумели удержать страну на демокра­тических рельсах. История забудет их взаимную неприязнь, но оставит в памяти их деяния. Оба ушли от власти добро­вольно, продемонстрировав тем самым и личное мужество, и историческую прозорливость.

К сожалению, они не смогли создать политическую опору реформ. Получилось, что такой «опорой» стало многомилли­онное чиновничество, которому практически удалось ус­кользнуть от контроля со стороны общества. Местный бю­рократ крепчает, наглеет, власть его беспредельна. Уже и местное телевидение, и местные газеты, впрочем, не только местные, о своих начальниках начали говорить так, как о Брежневе. «Указал, поздравил, отметил, выдвинул задачу, объяснил» — из словаря подхалимствующей своры поддан­ных. Выборы превратились в клоунаду: кто больше набрешет и больше обольет грязью соперника, кто круче тряхнет мош­ной, тот и в «народных избранниках» оказывается.

Не удалось Борису Ельцину преодолеть сопротивление большевистской Думы и по земельной реформе. Режим до сих пор не создал настоящего Крестьянского банка и не по­крыл его филиалами всю страну. В деревне все еще колхо­зом воняет. Не дотации колхозам надо давать, а кредиты фермерам. Да еще самогонку пить надо в два раза меньше и в два раза работать больше — и пойдет-поедет. Госпожа Природа все предусмотрела, кроме пьяного труда. Нет его в природе. Многое образуется, если на стакан самогона при­дется хотя бы капелюшка пота.

Деревенская общественность, неизменно голосующая за возвращение к «строительству коммунизма», редко бывает трезвой, но, протрезвев, люто ненавидит «оккупационный режим» демократов, поскольку нет денег на опохмелку. А еще за то, что в России появились более или менее состо­ятельные люди. Речь идет не о ворах. Речь идет о трудягах, вкалывателях. О тех, кто держит на своем подворье две-три коровы и кормит полдюжины, а то и дюжину поросят. Купил автомобиль, чаще всего подержанный, перестраивает свой образ жизни, значит — ату его! Кто сначала потный, а потом уже пьяный, но потеет больше, чем пьет, навеки проклят большевиками.

Однажды я спросил молодого предпринимателя из Крас­нодарского края, почему жители Кубани столь безрассудно держатся за колхозы и коммунистов. Ведь с казачеством большевики расправились столь жестоко, что никакая фан­тазия не в состоянии вообразить тот террор, который был развязан на Дону и на Кубани.

— Все очень просто, — ответил мой собеседник. — Рабо­тящий казак уничтожен. Осталась голытьба да деды Щукари, жаждущие получить портфель начальника. Колхозы для них были и есть — источники материального благополучия через разворовывание так называемых коллективных хозяйств и через дележ государственных дотаций. Вкалывателей опять раскулачивают. Уравниловкой. Я знаю фермера, который владел 48 гектарами земли и, мудро распорядившись кре­дитом, выбился в люди. Когда колхоз перевели на паи, яко­бы приватизировали, пай фермера составил 11 гектаров, а 37 гектаров отобрали, отдали алкашным «красным пахарям». Земля заросла сорняком, оцелинилась, но «справедливость» по-большевистски восторжествовала.

Эта же самая «справедливость» долгое время торжество­вала и в топтании около земельной реформы, без которой никак не отмыть тысячелетнюю грязь феодальной Руси, спекшуюся кровь ленинских комбедов и продразверсточни- ков, сжигавших «дворянские гнезда» и пустивших по миру столыпинских кулаков; сталинской коллективизации, выру­бившей под корень трудовое крестьянство. Омертвили на­род.

И все же что мы имеем сегодня? Совсем иное государст­во. Плотнеет строй людей вкалывающих, надеющихся только на свое трудолюбие, на свой горький опыт, на свой ум и лов­кость. Да, приходится предпринимателям ловчить везде и всегда: стая чиновников всегда вокруг вьется. Постоянно на­до отбиваться: иногда палкой, но чаще — взяткой. Бросил ку­сок мяса — два-три месяца собака по другим дворам бегает.

Никогда российскому чиновничеству не жилось так хоро­шо, как сейчас. Чиновничество кратно богаче еще хилого со­словия предпринимателей. Взятка стала столь же необходи­мой, как рукопожатие при встрече. Любой бизнес можно на­чинать только в доле с чиновником. Путь к богатству в России всегда лежал преимущественно через властное каз­нокрадство. Сегодня это достигло немыслимых масштабов. Чиновник решает все, ни за что не отвечая. Ни перед Богом, ни перед обществом, ни перед судом.

Но стая взяточников — это все же не стая карате- лей-убийц. У Бродского: «Но ворюга мне милей, чем крово­пийца...» Ловок чиновник, но еще ловчее русский деловой человек: вертеться приучен. Мелкий бизнес, как таракан, в любую щель пролезет, в любом месте свой товар высунет — на земле, на одеяльной подстилке, на раскладушке, на ры­ночном столике, по дворам и квартирам пройдет. Наиболее хваткие часто переходят в средние слои, и все своим горбом и ловкостью.

Иное дело олигархи. Многим из них еще недостает исто­рической ответственности, а некоторые — слишком суетли­вы и беспамятны. Морозовы и Мамонтовы свои состояния десятилетиями сколачивали. А ведь это гении, трудоголики, звездные люди. Зворыкин и Сикорский, без штанов сбежав­шие от красной чумы, умерли богатейшими людьми. Телеви­дение изобрели, лучшие в мире самолеты строили. Самолич­но. В своих лабораториях и конструкторских бюро. Дай Бог, чтобы в России было как можно больше богатых людей — Богровых, Бахрушиных и Третьяковых. И зворыкинистских миллиардеров.

Время меняется. Россия стонет от чудовищной поляриза­ции «верхов» и «низов». Я серьезно обеспокоен тем, что критическая масса может зашкалить и привести к социаль­ному взрыву. И снова, как и в дни октябрьского переворота 1917 года, будут в первую очередь уничтожать олигархов, по- луолигархов, четвертьолигархов, равно как и их политиче­ских благодетелей, жечь их новые дворцы. Наблюдая все это, я никак не могу понять, почему некоторые богачи и сверхбо­гачи ведут себя политически близоруко и безнравственно, демонстративно выплескивают в глаза людям свою наглость и бескультурье. Ох, как полезно зарубить себе на носу: не так уж трудно выбраться в люди, а вот человеком остаться гораздо труднее. Будучи как-то на конференции в одном из южных городков Франции, я сам наблюдал отвратительней­шие спектакли молодых российских нуворишей, точнее — воров, орущих песни в ресторанах и на улицах, и подвизги­вающих им многочисленных молодых шлюх.

— Конечно, противно, — сказал мне мэр города, — но мы терпим их. Деньги привозят хорошие и швыряют их направо и налево.

Мне было бесконечно стыдно за этих «русских», которые позорят Россию и ее народы. Если против жулья не зарабо­тают законы, то беды, повторяю, не избежать. Смягчает мое раздражение то, что в «низах» уже начали действовать та­лантливые ученые и изобретатели, инженерные головастики. А вот врачи и учителя продолжают бедствовать. Без них нет страны, но никто, кроме бизнесвкалывателей, не обеспечит им пристойное место под солнцем.