Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Меньше всего ожидали революционных действий с таким исходом политические деятели в эмиграции, в первую оче­редь социалисты. Революция оказалась внезапностью даже для авантюристов из ленинского крыла. 4 февраля 1917 года Шляпников от имени русского бюро ЦК большевиков сооб­щил Ленину в Швейцарию: «Политическая борьба с каждым днем обостряется, недовольство бушует по всей стране. Со дня на день может вспыхнуть революционный ураган». Кста­ти, информация Шляпникова была запоздалой. Царь к этому времени уже отрекся от престола. Информацию приняли с недоверием. Еще до этого, в январе 1917 года, Ленин, высту­пая перед швейцарской молодежью в Цюрихе, сказал, что он и другие «старики», пожалуй, не доживут до революции.

Но и тем левым политикам, которые своими глазами ви­дели вздымающиеся волны протеста, все это казалось слу­чайной вспышкой, обреченной на провал. Тем более что провинция еще спала крепким сном. Да и просыпаться-то она начала лишь тогда, когда заполыхала гражданская вой­на. Перед Февралем для обсуждения быстроменяющейся ситуации в Петрограде неоднократно собирались предста­вители левых партий и групп. Когда на этих собраниях гово­рили о революции, то одни полагали, что ее прихода надо ждать лет 30, другие — 50. При этом ссылались на то, что волнения еще не затронули реальных интересов масс. С точ­ки зрения марксистской догматики подобные рассуждения были правильными, поскольку исходили из ложного пред­ставления, что революцию совершают якобы массы, а не кучки авантюристов. В России народные массы были ни при чем, все решалось в Петрограде партийными активистами и боевиками.

Деятели либерального, буржуазно-демократического тол­ка и парламентской ориентации не решались воспользовать­ся событиями, чтобы добиться радикальных политических реформ, и тем более не решались взять власть в свои руки. И вся эта политическая неустойчивость, вязкость, тактика выжидания продолжались до тех пор, пока не стало ясно, что правящий самодержавный режим уже не в состоянии утихо­мирить волнения в Питере и Москве, остановить разложе­ние армии. Все это очевидным образом грозило перерасти в кровавый бунт.

Не будет справедливым требовать от партий демократиче­ского крыла готовых программ для революции, которую ма­ло кто ждал. Но правомерно упрекнуть их в том, что в ходе самой революции и после ухода царской власти эти партии оказались неспособными выработать программу действий в новых условиях. Лично я убежден, что как раз беспомощ­ность демократов и удобряла почву для прихода диктатуры, создавала условия захвата власти или генералами, или ка­кой-то радикальной политической группой. Активно форми­ровалось и распространялось мнение, что без установления диктатуры неизбежна анархия. Действия и крайне левых, и крайне правых были направлены главным образом на то, чтобы в максимально короткие сроки захватить власть и ус­тановить «надлежащий порядок».

Вспомним, о чем тогда шла речь по существу.

На знаменах Февральской революции были начертаны требования: свергнуть самодержавие, выйти из войны, ре­шить аграрный вопрос, обеспечить политические свободы и демократическое устройство общества, улучшить экономи­ческое положение народных масс.

Итак, первое. Решающей проблемой была экономическая: снабжение продовольствием, организация работы промыш­ленности, транспорта. Однако пришедшие к власти на волне Февраля буржуазные радикалы и представители умеренных социалистических партий, которые остро и убедительно кри­тиковали царское правительство за развал экономики, за рост дороговизны, сами, однако, не оказались эффективнее деятелей старого режима, а, напротив, ввергли страну в со­стояние полного хаоса: инфляция достигла невиданных раз­меров, из-за отсутствия сырья и топлива останавливались предприятия, разруха на транспорте грозила парализовать экономическую жизнь, процветало открытое воровство в верхних эшелонах власти, разгулялась преступность. Поло­жение становилось все более угрожающим.

Конечно, экономические трудности возникли не в февра­ле 1917 года. Они коренились в разрушительной войне, но общественное мнение списывало их на нераспорядитель­ность новых властей. То же самое происходит и сегодня. На смену демократической эйфории пришли разочарования, но­вая власть быстро теряла свою недавнюю популярность. Не­объяснимую политическую близорукость проявила и разви­вающаяся национальная промышленная и банковская бур­жуазия. Экономическая некомпетентность демократической власти вела революцию к гибели, а страну — к катастрофе.

Второе. Одним из основных требований революции бы­ло заключение демократического мира. Но генералитет, про­мышленные круги не хотели упускать тех выгод, которые могли получить страны-победительницы. Эти социальные группы, равно как и само Временное правительство, упорно не замечали тот очевидный факт, что военно-политическое напряжение в России достигло запредельной черты. Они на­деялись, что победоносное окончание войны снимет многие политические и экономические проблемы. Где тут были ил­люзии, а где реальный расчет, сказать сегодня трудно. Но так или иначе, Временное правительство не сумело оседлать проблему. Конечно, оно не могло пойти по пути предатель­ства, как это сделал Ленин, заключив Брестский мир, но и оказалось не в состоянии найти достойный выход из сло­жившейся обстановки. Союзники России по войне тоже не смогли трезво оценить положение и проявили трагическую недальновидность.

Третье. Крестьянство России надеялось, что революция быстро решит застарелые проблемы деревни. Однако оно получило лишь смутные обещания, касающиеся подготовки аграрной реформы, суть которой сводилась к ликвидации помещичьего землевладения. Но крестьянство устало ждать. К осени 1917 года, еще до октябрьского переворота, Россию охватили стихийные крестьянские бунты. Захват помещичь­их земель и разгромы поместий приняли массовый характер, подчас варварский. Растаскивались бесценные предметы ис­кусства, художественные полотна, старинная утварь, бога­тейшие библиотеки сжигались вместе с усадьбами. Дикая стихия вскачь неслась по России.

Лидеры Февральской революции так и не поняли всей глубины крестьянского вопроса. Более того, они отменили законы, связанные с развитием фермерства. Помутнение рассудка было очевидным. Отними, раздели, пропей — вот они, этапы «большого пути» к разрушению страны.

Четвертое. Не получили должного удовлетворения от ре­волюции многочисленные народы, населявшие Россию. Ес­тественно, что революция дала мощный толчок развитию национального самосознания, но лидеры февральской демо­кратии не сумели создать убедительной национальной про­граммы. В то же время яростную кампанию за самоопреде­ление народов вели большевики. В результате они получили поддержку, прежде всего в феодальной элите национальных районов, хотя понятно, что для большевиков принцип само­определения был лишь лозунгом, а не нормой реального права. Придя к власти, они осуществили такую националь­ную политику, которая пресекла все попытки народов Рос­сийской империи использовать свое право на самоопределе­ние, равно как умертвила и возможности добровольного объединения народов на демократических принципах. Фев­ральская революция, таким образом, и здесь ошиблась.