Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

В октябре 1920 года особоуполномоченный по Северному Кавказу К. Ландер (проинструктированный перед поездкой в регион лично Лениным) пообещал с «неумолимой жестоко­стью» подавить все выступления «бело-зеленых банд». Его приказом на Северном Кавказе был введен порядок, соглас­но которому станицы и селения, укрывавшие «белых и зеле­ных», подлежали уничтожению, а взрослое население — по­головному расстрелу. Родственники повстанцев объявлялись заложниками, также подлежащими расстрелу при наступле­нии «банд». В случаях массовых выступлений в отдельных селах, станицах и городах, писал наместник Ленина, «мы бу­дем применять к этим местам массовый террор: за каждого убитого советского деятеля поплатятся сотни жителей этих сел и станиц».

В казачьих краях была проведена тотальная конфискация, до нитки ограбившая казачье-крестьянское население. К вес­не 1921 года в станицах разразился массовый голод, к лету охвативший только на Дону половину сельского населения. Тех, кого не добил голод, «доставали» карательные органы. Арестовывали все кому не лень — председатели и члены правления колхозов, председатели сельсоветов, секретари партийных ячеек. Пьянство и разгул большевиков в занятых станицах, грабежи, стрельба по крестам и куполам церквей, насилия над женщинами были не исключением, а правилом поведения карателей. В годы гражданской войны было реп­рессировано в целом по стране более 4 миллионов казаков.

Оказавшись в эмиграции, Троцкий писал об «исключи­тельной свирепости» гражданской войны на юге «между ка­заками и крестьянами», «которая здесь забиралась глубоко в каждую деревню и приводила к поголовному истреблению целых семейств». С его точки зрения, это была «чисто крестьянская война, глубокими корнями уходившая в мест­ную почву и мужицкой свирепостью своей далеко превосхо­дившая революционную борьбу в других частях страны». Ос­тается напомнить, что Троцкий лично и РКП(б) в целом все сделали для того, чтобы придать расправе над казаками именно такой истребительный характер. Станицы обезлюде­ли, миллионы гектаров земель заросли бурьяном.

Начало новой трагедии положил ноябрьский 1929 года Пленум ЦК ВКП(б), принявший решение проводить курс на «выкорчевывание корней капитализма в сельском хозяйст­ве». В середине января 1930 года Политбюро ЦК образовало специальную комиссию для разработки форм и методов рас­кулачивания, которую возглавил секретарь ЦК Молотов. Ко­миссия незамедлительно приступила к подготовке постанов­ления. В нем, в частности, предусматривалось:

«При проведении в течение ближайших двух месяцев (фев­раль — март) мероприятий, обеспечивающих выселение в от­даленные районы Союза, заключение в концентрационные лагеря, ОГПУ исходить из приблизительного расчета заклю­чить в концентрационные лагеря 60 тыс. человек и подверг­нуть выселению 150 тыс. хозяйств. В отношении наиболее злостных к.р. элементов не останавливаться перед примене­нием высшей меры репрессии... Местом высылки наметить в округах Северного Края (до 70 тыс. семейств), Сибири (50 тыс. семейств), Урала (20—25 тыс. семейств) и Казах­стана (20—25 тыс. семейств) необжитые или мало обжитые местности для использования высылаемых или на сельскохо­зяйственных работах, или на промыслах (лес, рыба и пр.)... Высылаемые кулаки расселяются поселками, управляемыми назначаемыми комендантами».

30 января того же года ЦК ВКП(б) принял постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в райо­нах сплошной коллективизации». Против крестьянских хо­зяйств, отнесенных к кулацким, предусматривалось приме­нять следующие меры:

«а) первая категория — контрреволюционный кулацкий актив немедленно ликвидировать путем заключения в конц­лагеря, не останавливаясь в отношении организаторов тер­рористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии; б) вторую категорию должны составить осталь­ные элементы кулацкого актива, особенно из наиболее бога­тых кулаков и полу помещиков, которые подлежат высылке в отдаленные местности Союза ССР... в) в третью катего­рию входят оставляемые в пределах района кулаки, которые подлежат расселению на новых отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках».

Пока комиссия Молотова еще только сочиняла планы, ОГПУ приступило к действиям. Уже 18 января 1930 года был отдан приказ, в котором, в частности, говорилось:

«Создать при 7777 ОГПУ оперативную группу для объеди­нения всей работы по предстоящей операции, немедленно разработать и представить в ОГПУ подробный план опе­рации, с учетом всех вопросов оперативных, личного соста­ва, войсковых, технических... Установить места — желдор. пункты, где будут концентрироваться выселяемые перед от­правкой, и рассчитать количество перевозочных средств и желдор. составы, которые должны быть поданы на эти мес­та... Строго учесть обстановку в районах и возможность вспышек с тем, чтобы таковые могли быть пресечены без малейшего промедления. Обеспечить бесперебойную инфор­мационно-агентурную работу в районах операции».

20 февраля 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах».

На Север и Восток пошли товарные составы, набитые людьми, на санях и пешком потянулись бесконечные колон­ны бородатых мужиков, стариков и старух, баб с ребятишка­ми. Для переброски кулацких семей в некоторых районах бы­ла объявлена гужевая повинность населения. Раскулачивание на местах — в селах и деревнях — проводили, как правило, уполномоченные, возглавлявшие актив бедноты. В моей де­ревне Королево был, как и в соседних деревнях, такой вот ак­тивист. Звали его Федор Судаков. Никто и никогда не видел Судакова работающим. За него горбатилась жена — горе­мычная труженица. Ее праведным утешением было «дуба­сить» мужа чем попало, когда его приволакивали домой вдрызг пьяного. А выпить он любил, понятно, за чужой счет. Да еще любил митинговать, будучи даже в единственном чис­ле. Выходил на середину улицы и горланил: «Мы вас, миро­едов, до конца изведем». Когда он выражался абстрактно, то смотрели на него, как на клоуна, — какая-никакая, а все-таки забава. Но смеху приходил конец, как только Судаков пере­ходил на имена. Вот тогда из дома выходил кто-нибудь из упо­мянутых им мужиков помассажировать физиономию Судако­ва. Для нас, мальчишек, это было занятным зрелищем.

Рвань, подобная Судакову, правила бал в деревне. Из них отбирали осведомителей, которые, кстати, хвастались, когда упивались, своими «особыми полномочиями» и возможно­стью «упечь куда следует» любого из деревенских. Хорошо, что крестьяне знали о связях этих пройдох и сторонились их, а по престольным и советским праздникам молотили их мор­ды, как рожь на гумне.