Неизвестно - Кублановский Год за год

А рекомендацию в Союз писателей давал мне тогда Аверинцев. Баснословные времена!

Как замечательно (это и мое тоже): “Мне кажется, что я уж на три четверти ушел в небытие, и единственное, что еще от меня остается, — это чувство тревоги” (Тютчев).

13 августа, 6 утра.

В результате саакашвилиевской авантюры 74 наших солдата погибли, 171 — ранены, 19 пропали без вести. Среди осетин (мирных) погибло свыше тысячи. (Потери со стороны Грузии не сообщаются.)

Скорые слепки вдохновения, нарочно не доведенные до совершенства (стихи из “Живаго”).

“…Секрет некоторой антимузыкальности, неполнозвучности Тургенева, например, лежит в его политической вялости” (А. Блок, 1919). Все правильно, меткое замечание. И участие “в политике” в какие-нибудь “вегетарианские” времена, когда, например, шли жаркие споры о Балканах, славянстве, Константинополе и т. п., только бы украсило Блока. Но он-то стал “действовать” во времена революционные. И сломал себе шею.

“Шестое августа по-старому, Преображение Господне” (Яблочный Спас), утро.

Переменил лампадку: зеленую — на рубиновую, праздничную.

Оттягивать до последнего, а потом — русская штурмовщина: досадная на-

циональная черта характера. “Мы работаем не тяжем, а рывом” (Ключевский).

“Равномерной методичности, настойчивости, внутренней дисциплины — болезненнее всего не хватает русскому характеру, это, может быть, главный наш порок <���…> Мы часто не собраны всей нашей волей к действенному стержню” (Солженицын, “Россия в обвале”).

В Поленове попался в руки старый томик Евтушенко (тираж 60 000! и ведь, видимо, был расхватан мгновенно). Есть там стихотворение, как автор и моряки, не найдя в сельпо водки, купили и выпили два ящика тройного одеколона. Умиляется поэт, умилялись, видимо, и читатели. Но я, очевидно, настолько постарел и… цивилизовался, что у меня это вызвало неподдельный ужас. А куда смотрела цензура? Ведь это натуральное проявление совкового варварства.

На Соловках в начале 70-х одеколон исчезал даже из аптек в ноябрьские праздники. А потом пили денатурат, кипятили столярный клей и варили пудру. Самое поразительное, что один из это употреблявших был жив еще и три года назад. Завтра лечу на Соловки и, возможно, там его еще встречу. А ведь сколько с тех пор поумирало — пивших “хеннеси”, занимавшихся спортом, сидевших на лечебных диетах.

25 августа, понедельник, 2230.

Чудо — день вчера. Освящение Св.-Троицкого скита на острове Анзер. Головка московского священства — отцы Смирнов, Салтыков, Воробьев и проч. Прекрасный со вкусом иконостас и — как всегда из-за русского форс-мажора — белые невысохшие стены.

…Думал ли я, входя в начале октября 1972 (!) года в страшные те руины — с зэковскими еще надписями на стенах, — что увижу здесь празднично-чинную, но одновременно пронзительно-живую службу, милые русские нестарые лица, скопление столичных телевизионщиков, услышу хороший звон и красивое и стройное пение? И когда — уже потом, в 70 — 80-е, — читал страшные подробности об этой тюрьме — Голгофе, что узрю здесь воистину Торжество Православия!

Потом внизу под Голгофой праздничная трапеза — соловецкая жареная селедка, морс в кувшинах, морошка в плошках.

И долгое путешествие по воде: на Анзере были дважды.

А церковка Андрея Первозванного на Заяцком проступила из глубины тумана.

26 августа, вторник.

По острову висят приказы директора Соловецкого музея Лопаткина, враждующего с монастырем, понятное дело, пытающимся вытеснить музей за монастырские стены. Полностью это пишется так: “Директор ФГУК СГИАПМЗ

М. В. Лопаткин”. Какая благозвучная аббревиатура.

Объявление в соловецком аэропортике: “Запрещены к провозу: пистолеты, револьверы, винтовки, карабины, электрошоковые устройства и их имитаторы; арбалеты, ружья, шашки, сабли, тесаки, ятаганы, палаши, мечи, шпаги, кортики, кинжалы, штыки, стилеты, ножи: охотничьи, десантные, финские, штык-ножи с выбрасывающимися клинками, с запирающимися замками, а также бытовые ножи с длиной клинка свыше 110 мм”.

На Соловках. Какие хорошие русские лица не бедных (и, кстати, даже вполне светских) людей. Значит, они все-таки есть. И с совсем маленькими детьми не ленятся паломничать на Соловки. Отрадно.

Поразительно вдохновенные (словно “свыше”, “вдруг”) эпитеты у Солженицына:

— Да, — уронила она металлированно-устало. — Эти дни творился большой беспорядок в Царском (“Март Семнадцатого”).

Или — про угличский колокол — “бронза его потускнела до выстраданной серизны”.

27 августа, среда, 1030.

Сейчас приедут с канала “Культура” снимать (к сороковинам Солженицына).

Щит на кольцевой (рекламный): “Большие итальянские лейблы за маленькие русские деньги”.

30 августа, суббота, 730 утра.

Две России. “Малая” (“малое стадо”) — та, что была на освящении Голгофы. И — остальная. В четверг поздно вечером (отбытие в 20 с Курского) ехал в Поленово. Сначала битком. За Серпуховом вагон опустел. Пьянь, лужи, мат, блёв.

1135. Съездил на рынок. Как люблю я все это осеннее: ноготки, астры, кабачки, баклажаны, перцы и густо-лиловый лук.

Нагнетание патриотической истерии — через футбол. Вчера питерский “Зенит” выиграл в Монако у англичан. Решающий гол забил какой-то иностранный футболист, купленный патронирующим “Зенит” Газпромом за несколько миллионов евро. Сейчас по ТВ: “Вчерашний гол разом окупил эти затраты”. Беснующиеся толпы на Дворцовой и Невском — ор, кривлянье и т. п. И не стыдно в бедной стране объявлять о таких суммах заезжему игроку. Да за такие деньги можно было поднять музейное и библиотечное дело по всей России.

И у Мандельштама “выборматывались” порою “выкидыши”: “Обороняет сон мою донскую сонь”. Казалось бы, все, как всегда, “на месте”. Но… не задалось. А потому как за сюрреалистическим сдвигом нет точности образа и эпитеты бьют мимо цели. (“Быстроходная взволнованная бронь” каких-то “черепах” вызывает только недоумение.)

Ирина Семенко была убеждена, что историю с “губить” вместо “будить” Надежда Мандельштам придумала: ну не могла она пережить, что “Будет будить разум и жизнь Сталин”. Хорошо вдову понимаю, но все-таки и из благих соображений переиначивать авторский текст не надо. Характерно, однако, что “прошелестит спелой грозой Ленин”, очевидно, казалось ей вполне терпимым (вполне в идеологии оттепельной интеллигенции). Я-то лет с двадцати относился к ним обоим как к каким-то запредельным чертям.

Когда приходит музыка еле слышимая, по крохам угадываемая, я никогда не стремлюсь ее “прибавлять” собственноручно, выгрызать из небытия зубами. Ведь она — по сути — ниспосылаемая.

Республиканский “ястреб” Дик Чейни прилетел из Тбилиси в Киев. По случаю его прилета Киев украсили американскими флагами, а ведь это — пусть и высокопоставленный, но чиновник, не президент. Так что же тогда Киев, как не столица протектората?