Неизвестно - Кублановский Год за год
- Название:Кублановский Год за год
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Неизвестно - Кублановский Год за год краткое содержание
Кублановский Год за год - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В остроумии Сталину не откажешь: за папку сфабрикованных фальшивых документов (против Тухачевского) он велел заплатить немцам 3 000 000 фальшивых рублей. (Когда немцы стали снабжать этими деньгами своих шпионов — их брали как фальшивомонетчиков.)
23 марта, воскресенье.
Только что вышла из моего кабинета Марина Густавовна Шпет, дочка... да-да, того самого расстрелянного в Томске в 1937 (38?) году философа. Младший в плеяде славных орлов Серебряного века (М. Г. сейчас за 90) — был в пику им — западником, а возможно, и агностиком, если не атеистом... Не будь советской власти, Шпет, возможно, стал бы родоначальником чистой русской (не русской) философии ХХ века. По геройству (или недомыслию?) остался в России (хотя, кажется, предлагался и ему философский пароход), и из Томска — если опять же не ошибаюсь — были от него пронзительные письма: зачем всю жизнь “проходил в мундире”. Затем, что хотел, как представляется, навести в русских философских соплях порядок и дисциплину. Но плетью обуха не перешибешь, так что не знаю, что б из этого вышло.
Прокатились с М. Г. — с заездом в кафе возле Люксембургского сада — по Парижу. Крестный ее отец Гучков. Цветение и холод-ветер вокруг.
Флоренский предпочитал Ахматовой Шкапскую, Лосев — Гиппиус, Шпет, если не ошибаюсь, ее где-то “прокатил” тоже... И самый большой мыслитель может быть туг на ухо — по отношению к лирике (которую они, говоря современным языком, в данном случае, видимо, считали гламуром). В древности, кажется, такого не было, и поэзия дышала в порах общества, государства, культуры.
21 час.
Сейчас сообщили — в Переделкине попал под электричку Георгий Гачев — человек-эпоха, чудаковатый мыслитель, трудолюбец и оптимист. (Жил наискось от меня.)
25 марта, вторник, утро.
Купил в YMCA трехтомник Болотова — в Москве не достать. Потом зашли с Нат. в церковь Св. Женевьевы, священное место, древнее, христианское...
У входа на площади подвыпивший мужик фотографирует мать с дочкой. Спрашивает:
— В кирху уже заходили?
Кирха… Р-русские люди...
Купили монографию о Дягилевских балетах (Наташе для учебы).
“Гражданин Перми” — как это у Бродского замечательно. Я долго не понимал — не знал, что Дягилев из Перми.
Какая славная поговорка: Тонули — топор сулили, вытащили — топорища жаль (вычитал у Ник. Греча).
28 марта, пятница.
У славы Пастернака есть какой-то приторный оттенок умильной интеллигентской раскрутки. Хотя он этого не хотел и, кажется, культурное сознание его было ассимилировано полностью.
В 1962 — 63 гг. — что я в Рыбинске знал о нем? Борис Коротков давал “Сестру мою — жизнь” с портретом работы Анненкова. Я мало что понял. Понравилось, помню:
Грех думать — ты не из весталок:
Вошла со стулом,
Как с полки жизнь мою достала
И пыль обдула.
И еще такое же: больше зрительное, чем разрушенное футуристической деформацией образов. Заказал в читальном зале библиотеки Энгельса “Знамя” начала 50-х годов, где, помнится, были стихи из “Живаго”. Библиотекарша отказала.
— Это из-за того, что там стихи Пастернака? (Мне 15.)
Потупилась.
На могилу Пастернака поехал в первые же дни университетской учебы (сентябрь 64 г.). Евгений с женой благоустраивали могилу. Я с ходу понял, что это сын Пастернака, столь велико было сходство. (Он и теперь — после многочисленных операций — живой, бодрый и паломничает по миру, вот недавно в Италии отмечали международной конференцией 50-летие выхода “Живаго” — они с женой были.)
Степан Верховенский стеснялся и пуще огня боялся, как бы кто не узнал, что он — по русскому обычаю — любит после обеда часок всхрапнуть. Тогда как Ап. Григорьев, не чинясь, требовал у работодателя поставить койку у себя в кабинете.
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
Уже дня 4 с этой гениальной строфой Тютчева просыпаюсь и раз по 10 вспоминаю на дню.
Русские люмпены — хулиганы. Но вот итальянцы: такие вежливые, услужливые... Трудно себе представить, что всего 60 лет назад они подвесили за ноги Кларетту Петаччи и гоготали, что она без белья.
1 апреля, вторник.
У дряхлеющих монархий нет своих гениев — гении служат уже Бонапартам (Давид). Когда глядишь на придворные портреты Людовика XVII или Николая II — видно, что это обреченный упадок. Правда, Николая писал Серов —
(в позе “Девочки с персиками”), но тут же — и фальшивых “Солдатбушек”, видимо реабилитируясь перед либералами.
В “Журнальном зале” в Интернете наткнулся на новую вещь Ю. Малецкого. Он там предлагает занести льва (как вымирающий вид) в “Красную Бархатную Книгу столбового зверинства”.
Какая поэзия!
2 апреля, 5 утра.
Русский “недоросль” (впрочем, уже за 20, благовоспитанный юноша-самоучка) в Европе. Русский Руссо (и время то же! и похожее самоучительное начетничество; и вообще интересно сравнить) — Ал. Тим. Болотов в Кёнигсберге. И его 250 лет назад удивляет в цивилизованном мире то же, что нас теперь: социальная повседневная дисциплина; субботний рынок (а в воскресенье все палатки уже разобраны, и все чисто), сосиски на гриле, отсутствие хамства, агрессии и скандала.
Милейшие, многословные писания в 60. Записки его до сих пор полностью не опубликованы (как дневники Пришвина). Чтение на любителя. А я такое люблю.
4 апреля, 3 часа ночи.
В том смысле, в каком Рокотов и Левицкий “не хуже” Ротари, Буше, Греза и Фрагонара, и болотовские “Записки” не хуже “Исповеди” Руссо. (Но насколько наивнее, “неразвитей” психология — в этом, впрочем, есть своя прелесть.) “Красноречивый сумасброд” был гоним и “побиваем” виртуальными каменьями... Но что бы сделали у нас в России с “каким-нибудь” Болотовым, напиши он размышления наподобие руссоистских! Тут бы уж не о “побивании” шла речь, тут бы медленно, не спеша, пороли, клеймили и высылали в Сибирь — и то в конце XVIII века. А в первые десятилетия до Елизаветы — “четвертовали” б, не мешкали.
Ну куда особенно вышлешь француза или швейцарца? Из Женевы в Лозанну? А у нас всегда есть куда — туда, куда Макар телят не гонял. Правда, со второй половины века XIX как раз оттуда и бежали в ту же Женеву или Лозанну все, кому было не лень, — уже не болтать, а делать бомбы: “И, стуча сапогами, звали Русь к топору”.
Замечательные у Болотова страницы: арест графа Гревена. 20 лет назад читал — восхищался, и сейчас то же. Сразу можно снимать кино.
И какая же славная проза: “Не могу и поныне забыть, с каким огорчением и досадою скачешь без памяти иногда версты две к какому-нибудь паршивому паричишке и единственно только затем, чтоб спросить в добром ли он здоровье”. Или: “Не успел он (полицеймейстер Корф) усесться в карете, как, высунувшись в окно, приказал мне ехать, как тогда, так и ездить завсегда впредь, по левую сторону его кареты и так, чтоб одна только голова лошади равнялась с дверцами кареты, и подтвердил, чтоб я всячески старался ни вперед далее не выдаваться, ни назади не отставать”.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: