Неизвестно - Батшев Мой французский дядюшка

Он вздохнул.

- Есть, конечно.

Официант наклонился к его уху.

- Наш с вами, мсье Батчев, гешефт. Только вы и я. Давайте ваши кинопортре­ты, и я обеспечиваю вам по десять франков с каждого.

- Согласен, - сразу согласился Пьер и полез в боковой карман. У него, как обычно, лежал там десяток фотографий, сделанных на студии «Альбатрос».

- В качестве подарка, господа, - поднял голову официант, - от нашего заведе­ния - бутылка вина.

- Белого! - обрадованно воскликнул Поплавский.

Пьеру стало неловко. Он давно не пил белого вина. С тех пор как.кончились отношения с Дамьей. Он решил выбросить все, что связано с ней, - белое вино, которое она любила, ее белые перчатки, белый платок - все белое он забыл, что связано с ней. Наверно, потому, что продолжал любить эту женщину. Но они мог­ли подумать невесть что. У русских каких только не бывает фантазий, особенно у поэтов.

- Дайте мне белого, - попросил он, и снова все было против

против, против, все против него -

принесли то вино, которое пила она.

Да что же такое, хотелось закричать.

Он забыл эту марку.

Этот вкус.

Цвет вина, который меняется, если поболтать в бокале.

Но сейчас, когда он попробовал полузабытый, позабытый, забытый вкус, - нет, ничего он не забыл! - сразу в ноздри ударило ее духами и туманами - и всем, что связано с ней.

Может, не с ней, может, с другой, много женщин прошло за его последние де­сять парижских лет, может, Дениз, нет, не жена, только не Дениз! что вы!

- Давайте и я выпью бокал, - он достал бумажник и протянул Поплавскому десятку. Тот скривился, но деньги взял.

51

Река сморщилась - баржа прошла, и морщины волн побежали к берегу, ударя­ясь о корни деревьев и руки кустов.

- Хочешь понюхать? - предложил Борис.

Петр отвел рукой протянутую трубочку.

- Не хочу. Дали и так врет, что я нюхаю кокаин.

- Дали? Это кто? Или что?

- Художник. Испанец.

- Не знаю.

- Ты ничего не потерял.

- И ты ничего не теряешь, если он так говорит. Будешь? Все равно твой худож­ник болтать будет...

- Точно, будет, - согласился Петр.

Горгулов посмотрел на них с неудовольствием:

- Вы так в наркоманов превратитесь, - с недовольным видом произнес про­писную истину.

Они чуть ли не хором ответили аналогичной:

- С одного раза никто не превратится.

- Уверен, что это не впервые. Я вам как врач говорю.

У Бориса заблестели глаза.

- Не слушай его, Петр, никакой он не врач. Он - абортмахер.

Горгулов приосанился.

- Да! - воскликнул он. - Я хорошо делаю аборты! Ко мне в Праге очередь стояла...

Поплавский расхохотался и толкнул Петра в бок: дескать, слышал.

- Ну что ты врешь. Что ты врешь! Ты же Милке Лагарп делал, она чуть не померла... И этой. как ее? Рогальской... Да ты - коновал! Тебя к живым бабам подпускать нельзя...

Горгулов нахмурился и грозно взглянул на обидчика. Ему было неудобно пе­ред Петром.

- Да что ты болтаешь! У меня в Праге, знаешь, какой кабинет был? Очереди стояли...

- Что ж они здесь не стоят? - засмеялся Поплавский и подбоченился.

Горгулов удивился.

- Будто не ясно. Французы! Не дали разрешения на практику. А иначе - стояли бы в очередь, как в Праге...

- Ну-ну, - продолжал Борис. - Говорят, ты одной бабе в Бордо так аборт сде­лал, что она уродом осталась на всю жизнь...

- Врут, - твердо сказал Горгулов. - Точно - врут. В Бордо - не помню, я там и жил всего ничего. А Милка... Она когда обратилась? Ты знаешь, сколько у нее месяцев было? То-то. Не один-два. А целых пять! Ты понимаешь хотя бы, что это не живчиков выскребать, а огромный плод? Почти кесарево. Не знаешь, а лезешь с комментариями...

Петр сглотнул и замотал головой.

- Хватит вам. Что за гинекологию развели. Нашли о чем - об убиенных мла­денцах...Поплавский подхватил:

- Точно. Развели. А с Пашкой всегда так - он или про свои фиалки начинает, или про аборты.

Горгулов отвернулся.

- Да ну вас. Хорошо бы поссать. А то моча скоро в голову бить будет.

Борис засмеялся:

- Вот за что тебя, Пашка, люблю, так это за правду! Дело говоришь. Но туалета я поблизости не наблюдаю, - он оглядывался по сторонам.

На темном небе светилась Триумфальная арка.

Три скифа, три азиата, три выходца из России расстегнулись и, глядя на сим­волический силуэт, стали мочиться.

Это было не что-нибудь!

52

ПРЕССА

Генерал Кутепов человек энергичный и смелый. С тех пор, как он занял пост Великого Князя Николая Николаевича, живущие во Франции русские военные почувствовали новый импульс, тесно сомкнулись. Глубоко ненавидимый большевиками, которые видели в нем опасного противника, генерал Кутепов часто получал письма с угрозами. Поэтому не уди­вительно, что на него было произведено нападение на улице Русселе. Это вполне допусти­мо, ибо работа ГПУ во Франции не прекращается. Ее главный центр - на улице Гренель, советском посольстве, логове шпионов и заговорщиков.

«Аксион Франсэз».

На этот раз невозможно притворяться, будто бы мы верим, что советская власть непри­частна к этой подлой ловушке. Мы отлично знаем, что бы сделал, без колебаний, Клемансо. Мы с тревогой ждем, что будет делать Андрэ Тардье.

Густав Эрве, «Виктуар».

Мы повторяем - правительство должно действовать. Оно должно действовать быстро и решительно. Мы на это рассчитываем.

Андрэ Пиронно, «Эко де Пари».

В деле генерала Кутепова установлена личность бандита, переодетого полицейским агентом улицы Удино. Но на улице Гренель тоже имеется шеф бандитов, переодетый по­слом.

«Аксион Франсэз».

Вы хотите уезжать, господа советчики? Отлично! Только раньше верните генерала Ку- тепова целым и невредимым или отдайте отчет в вашем преступлении.

Камиль Эмар, «Либертэ».

Не следовало возобновлять дипломатических сношений с московскими убийцами, с проклятыми екатеринбургскими палачами. Эти убийцы теперь убивают во всех столицах слепой опустившейся Европы под прикрытием экстерриториальности.

Леон Додэ, «Аксион Франсэз».

Зачем их принимать, зачем давать им гостеприимство и неприкосновенность, которыми они злоупотребляют? Не делает ли это нас сообщниками их гнусного предприятия?

Поль Сордуалье, «Эклер де л’Эст».

«... мы строго осуждаем использование этого дела группой сюрреалистов в целях само­рекламы... Вместо того, чтобы защищать содержание поэмы, они отступают по всей линии их «красного фронта». Они революционны только на словах...»

«Юманите»

Я воспеваю ГПУ,

которое формируется В сегодняшней Франции.

Я воспеваю ГПУ,

которое нужно нам во Франции...

Я призываю ГПУ

готовить конец света...

Да здравствует ГПУ,