Неизвестно - Ворошильский Венгерский дневник

Мы не успеваем дойти до перекрестка возле авто­бусного парка, который находится под прицелом рус­ской пушки, — как совсем поблизости взрывается за­жигалка. Ее алое сияние на секунду останавливает нас, но мы быстро решаемся и рысью перебегаем опасный перекресток. Через несколько минут мы в по­сольстве.

ЧТО С КЕМ ПРОИСХОДИТ

Осторожные попытки дозвониться до венгерских друзей. Связь с Варшавой невозможна, но нельзя от­казаться от основной обязанности журналиста — сбо­ра информации.

Что с деятелями восстания? Коммунистический актив революции, кажется, получил убежище в юго­славском посольстве. Там Имре Надь, Санто, Лукач, Донат. Глава Партии мелких землевладельцев Бела Ковач вроде бы бежал на Запад, кардинал Миндсенти — в американском посольстве. Всё еще не вернулись — и теперь вряд ли вернутся — генералы Малетер и Иштван Ковач.

А рядовые? Нас беспокоит судьба дудашевцев. Вчера, пока мы ездили по провинции, группа Дудаша была распущена Реввоенсоветом. Ее членам с вечера обменивали удостоверения. Щербатый Иштван и шо­фер Бела были с нами и ни о чем не знали, а верну­лись уже ночью. Как бы им не сделали чего плохого свои же... Да если и нет, всё равно они в огне боев вокруг «Сабад Неп». Мы пытались до них дозвонить­ся — телефон не отвечает.СТРАННАЯ ВОЙНА

У защитников города нет командования. Нет плана обороны. Нет оружия, кроме автоматов, гранат и бутылок с бензином. Можно ли удержать город та­кими силами?

У атакующих — артиллерия, танки, бронемаши­ны. Над их колоннами патрулируют звенья реактив­ных самолетов. Но у них нет в Будапеште — или по каким-то причинам они ее не вводят в действие — пехоты. Танки и бронетранспортеры ездят по улицам — главным образом, где нет баррикад. Стреляют куда попало. Артобстрел вызывает пожары (один я сегодня видел вблизи — на том же перекрестке, куда зажига­тельный снаряд ударил вчера; видно, сегодняшний был посильнее). Но можно ли захватить город только такими методами?

ЗАХВАТЧИКИ И ЗАЩИТНИКИ

С советской стороны принимают участие в боях совершенно новые подразделения, привезенные в по­следние дни из глубинки. Мы убеждались в этом не раз лично, это же подтверждают и наблюдения всех, кого мы ни опрашивали. Очень молодые ребята в бурых шинелях (год рождения, в основном, 1937-й) не всегда знают, куда их привезли, часто едва говорят по- русски, но в одном глубоко убеждены: что в этом го­роде они громят подлых предателей-фашистов.

А другая сторона? Это, главным образом, те же, кто 23 октября демонстрировал перед парламентом, потом отражал первую интервенцию, организовывал национальную гвардию. Однако их больше, чем преж­де: к рабочей и студенческой молодежи прибавились и старые рабочие, которые до тех пор поддерживалиреволюцию только пассивно. Теперь с оружием в ру­ках они встали на баррикады Чепеля и Кёбаньи.

Францишка с Марьяном ходили сегодня по укреп­лениям защитников города, разговаривали с команди­ром одного из участков, шахтером, тяжело раненным в ноги, и с другими бойцами. Они вернулись в глубо­ком убеждении, что венгры будут сражаться до конца. Но концом этим — рано или поздно — скорей всего будет поражение.

ОТЕЦ И СЫН

Вечером в нашей гостинице укрылись два венгер­ских бедняка из-под Будапешта. Днем они пытались навестить в задунайском госпитале второго сына, тя­жело раненного на улице осколком снаряда, под вечер застряли в нашем квартале и ночью не могли продол­жать путь.

Отец — маленький, худенький, иссохший, с запав­шими щеками и блекло-голубыми глазами. Трудно понять, седая или светлая от природы меланхоличес­кая щеточка белых усов. Выцветшая лыжная шапка наезжает на уши. Паренек — лет шестнадцати-сем- надцати, лицо тоже вытянутое, но округленное бере­том, глаза темные. Оба сидят внизу в швейцарской — неподвижно, с тем характерным отупением простых людей, которое мужиколюбцы принимают за смире­ние и фатализм. А это всего лишь страшная усталость.

Вторник, 6 ноября

В ПОСОЛЬСТВЕ

По разным причинам я добрался сегодня до по­сольства позже остальных. По пути — неожидан­ность: танковая колонна разместилась на тихой улице Горького, в том числе один танк перед больницей и один прямо перед посольством. Этот последний про­изводит впечатление пустого, зато на первом и вокруг него множество солдат, веселых, хохочущих, болта­ющих.

В посольстве меня встречают перепуганные лица друзей. Танки въехали на улицу Горького минут пят­надцать назад, и как раз этот веселый пустил автомат­ную очередь по окнам посольства. В секретариате посла разбитые окна, осыпавшаяся известка. К сча­стью, ни в кого не попали, но еще бы чуть-чуть... Советник старательно собирает сплющенные пули.

Говорят, это не единственный сегодня случай об­стрела посольств. То же самое было с югославским, где погиб первый секретарь, и, кажется, с египетским.

ПАРТБИЛЕТЫ

Радио-Будапешт непрерывно передает веселые ме­лодии из оперетт. Но собравшийся вокруг репродукто­ра персонал гостиницы глядит уныло.

Зыгмунт утешает: скоро стрельба кончится, на­ступит спокойствие — но их-то, оказывается, и пуга­ет, что будет потом. Все они во время революции сожгли перед поверженным памятником Сталина свои партбилеты — билеты миллионной партии.

— Что теперь с нами сделают?

Зыгмунт не слишком убежденно успокаивает: ни­чего, мол.

Старушка-уборщица вздыхает:

— Пусть уж будет эта партия, только бы никого в нее не загоняли...

БЕТХОВЕН

Вечером мы вылезаем на крышу и глядим на заре­ва над городом. Их много, они окружают нас со всех сторон. Только что начавшийся дождь не гасит пожаров.

Каждые несколько минут перед нами сверкает молния, потом раздается гром. Это артиллерийская гроза — а начнись природная, мы ее не замети­ли бы за грохотом войны.

Среда, 7 ноября

КАК МЫ ХОДИМ ПО ГОРОДУ

Война продолжается. Ни на миг не умолкает. Страдание продолжается.

Не было дня, чтобы мы не вышли в город, не за­глянули войне в глаза.

Но ходим мы странно. Никто нас этому не обу­чил, это пришло само и уже кажется нормальным. В редкие мгновения иронического самоконтроля мы осо­знаём, что, веди мы себя так в иной жизни, нас при­няли б за сумасшедших.

Зыгмунт:

— Представьте себе, что мы осторожно, гуськом, прижимаясь к стенке, идем по улице Фоксаль. Дохо­дим до угла. Первый осторожно выглядывает, осталь­ные ждут. Порядок, танков нет. И — бегом через дорогу на другую сторону. И в подворотню. Огляды­ваемся: никто не остался? Прислушиваемся: откуда стреляют? И снова осторожно, гуськом, прижимаясь к стенкам — до следующего угла...

ПРОМАХ