Шаманская Юлия - Лесной житель

Уютно было Григорию в его хижине. Он наслаждался покоем, слабым потрескиванием бревен в очаге и завыванием ветра в трубе. Отшельник знал, что там с наружи хижину покрывает белое одеяло. Задувает стены, заваливает дверь, и утром ему дверь уже будет не открыть. Но он не переживал, знал, что на рассвете, когда погаснет очаг, полезет в трубу, нырнет с крыши в мягкий снег, а потом, порезвившись в нем, как дитя, примется откапывать двери. И если погода будет солнечная, то лучшего развлечения и не сыскать. Человек ко всему привыкает. За два с лишним месяца привык Григорий и к суровому отшельническому житью, и к одиночеству. Приучился разговаривать с собою вслух, громко петь, преодолев привычку не выражать свои чувства так, что бы не потревожить людей, и находить радости там, где раньше их не замечал.

Но нелегко далась Григорию эта наука. Первое время своего одиночества он был как натянутая струна. Дни, а особенно ночи постоянного страха, чуть было не повредили психику молодого человека. Он чувствовал себя, как моряк, потерпевший крушение, который брошен на волю волн, и пытается спастись в океане, уцепившись за небольшой обломок погибшего корабля. В перерывах между тяжелым трудом по превращению сруба в жилье, и добыче средств для выживания, мозг Григория кричал: «Что ты тут делаешь? Это же просто опасно! Зачем похоронил себя зимой в этом глухом месте? Твое место среди людей, беги к ним, что ты слушаешь какого-то старого выжившего из ума гнома? Он стар и всю жизнь был уродлив, а ты молод, силен и красив! Тебе еще жить и жить». Вот так смущали Григория мысли, но он не поддался им, видно был в когда-то разбалованном родителями и женщинами красавце некий стерженек, который, отражая все атаки «мысленного врага», а в сущности собственной натуры и привычек, все глубже врастал в землю, как русский сказочный богатырь, которого били дубиной.

Еще недавно Григорий слыл душой компании, благодаря своей болтливости. Он мог острить на право и налево часами на пролет, он обожал, шумные сборища и всегда был в центре внимания. Временное одиночество воспринимал плохо, но век техники скоро положил конец этим неудобствам практически для всех людей. В кратчайшие сроки развилась Всемирная паутина, захватив в свои сети, большинство двуногих. Теперь Грише некогда было скучать, он был всегда он-лайн. Он перестал посещать тусовки, бросил пить и курить (эти социальные привычки), и погрузился в общение.

Сейчас Григорий понимал, что ловушка цивилизованного рафинированного человекоубийцы Интернета, состоит в том, что вместо того, чтобы, как заявлено, развивать мозг, отнимает у человека всякую способность думать. Григорий вспоминал процесс регистрации на сайтах: «Наберите, пожалуйста, цифры и буквы, которые вы видите в окне. Это необходимо для того, чтобы удостоверится, что вы не робот». И он каждый раз послушно набирал код, единственное доказательство того, что эта громоздкая приставка к компьютеру - все еще живой человек.

Конечно же, Гришу-компьютера от Григория-отшельника отделяло время и тысяча дум, и изменение мировоззрения и жизнь в монастыре, в скиту, иначе лес бы его уже сделал законченным инвалидом по психике.

Здесь в лесу его городские знания и мировоззрения не пригодились вовсе, а монастырских было явно не достаточно. Все его страхи, как водоросли после бури, поднялись со дна души, с самых темных и потаенных уголков психики, но разум оказался сильнее страха. И тогда Григорию пришлось заново учиться жить.

Глава 6

Первое время жить Григорию мешал страх. Ему было страшно в хижине, и за ее стенами, но настоящий ужас приходил с закатом солнца, когда лес, отпев свои песни, погружался в естественный сон. Спали неперелетные птицы: синицы, галки, вороны. Спали белочки в дуплах, заяц-беляк в укрытии. По спящему лесу бродили лишь волки, а в темной хижине без окон трясся от страха Григорий. Нет, волков он не боялся. Во-первых, хижина была надежно закрыта на засов, а во-вторых, Григорий был вооружен внушительной дубиной и даже баллончиком с нервно-паралитическим газом. Но практика показала, что волки разбегаются и при элементарном свете фонарика - трусливый народ. Волков Григорий не боялся, но каждую ночь буквально умирал от ужаса: подскакивал от треска бревен в очаге, и еще от множества естественных или воображаемых шумов. Вначале, он думал, что боится злых духов. Ведь, если почитать Жития святых, каждый отшельник, сталкивается с прямыми проявлениями темных ангелов, во время своего одиночества. Они являются и пугают святого своим страшным видом, а праведник всегда побеждает их молитвой, святой водой, крестом и прочим. Но проходила ночь за ночью, а бедному дрожащему Григорию являлись только собственные страхи. И в одну из особенно долгих и мучительных ночей, он понял, что больше не выдержит этой пытки. Сел, расслабил, как мог свое дрожащее тело и включил мозг. А затем методично принялся выуживать из него знания. Будучи верующим человеком, он не мог отрицать существование как светлых, так и темных сил. Но знал, что духи не имеют вида. Мало того, наш глаз не видит даже того, что видим мы, и наше ухо не слышит того, что слышим мы. Все эти импульсы проходят через мозг и только тогда обретают форму привычную для нас. Так глаз видит только двухмерное изображение, которое мозг преобразует в трехмерное, а ухо слышит только колебание жидкости, которое мозг преобразует в музыку. Даже он испуганный и «потерянный» в лесу человечек, понимает, что все эти страхи не принадлежат этому лесу, что лес и его жители живут, как обычно их природе, как Господь создал. А страх это личная принадлежность Георгия, и эту принадлежность он принес в лес с собой, а значит, она была с ним всегда!

Он привык бояться. Сколько себя помнил, боялся всегда. В детстве, насупленных бровей мамы, в школе директора и почему-то отчисления (происшествия немыслимого в советские времена). Потом боялся, что «пацаны сочтут слабаком» и даже «свернул» из-за этого шею, прыгая с крыши сарая. Мог бы остаться инвалидом - Бог уберег. Из-за того же страха, курил, почти теряя сознание, зеленея и отлеживаясь дома, от «неизвестного отравления», ползая между кроватью и унитазом. Боялся, что подумают, что он влюбился, и жестко подшучивал над предметами юношеского вожделения. Его трусость, вскормленная и взлелеянная, прочно засела в определенном для нее месте (в душе, наверное), повзрослевшего Гриши, и приобрела уже более уродливые взрослые формы. Например, работая в одной компьютерной фирме и наделав с похмелья лаж с заказами, Гришка со страху свалил это дело на товарища, после чего товарищ был уволен, так и не поняв, впрочем, кто именно ему удружил. Но самое омерзительное проявление трусости, по мнению самого ее носителя, выплеснулось в отношениях с его, и по сей день обожаемой женой Анной.