Автор неизвестен - Сказ про невероятных лесных жителей и Клеща-Вруна

СКАЗ ПРО НЕВЕРОЯТНЫХ ЛЕСНЫХ ЖИТЕЛЕЙ И КЛЕЩА-ВРУНА

1. Кое-что о Светлолесье, Тайге и древесных хворях

Как ты уже знаешь, мой юный друг, многие сказки на свете начинаются с незатейливых слов «жили-были...»

И хотя рассказчик ручается, что эта история ему не приснилась, а случилась очень даже наяву, врата в наше предание отворяются точно так же: жили-были лесные жители, которые называли свою страну Светлолесьем, а себя величали светлолесами. Это был не очень большой, однако и не так чтобы маленький край, в котором его жители обитали уже очень давно. По правде говоря, когда-то они именовали себя иначе - прибрежцами. Название это происходило оттого, что одна из границ лесного края прижималась на севере к берегу прохладного моря. Но вот ведь какая история. В былые времена народам часто приходилось воевать, чтобы не быть изгнанными из собственных земель. К тому же, могущественные соседи порою дрались не только с прибрежцами, но и один против другого, и нередко их жестокие битвы разворачивались прямо посреди Прибрежья, потому что ему не посчастливилось оказаться между враждующими сторонами. И тогда жителям страны приходилось так же тяжело, как будто воевали они сами. Ведь во время любых войн быстро растёт злоба, да худо урожай.

Однажды, когда Прибрежье было до костей истощено долгой бранью с соседями, да в придачу ослаблено склоками собственных воевод, здоровенный воин с востока, - такой же холодный, как и могучий - насильно присоединил Прибрежье к своей огромной Тайге, не спросив на это разрешение и у самих жителей. В Тайге к тому времени томилось уже множество Степей и Нив, Дубрав и Кедровников, и даже Гор. А чтобы жители не помнили, кто они и откуда, захваченные земли частенько прозывали на новый лад, и долго воспитывали их под хлест кнута небылицами о происхождении, да задабривали медовыми пряниками, выпеченными на муке величия Общего Леса. И многих покорённых это даже устраивало, потому что вкусна сахарная пудра напыщенного каравая, и иные уста ради сладости звонкого имени готовы были забыть о пресном вкусе тихой любви, отвернувшись от своих не самых славных родителей. Прибрежцев стали величать светлолесами. Имя на слух было милым, да и не сказать, чтобы не находилось ничего общего с лесами Тайги, ведь на соседних участках корни часто оказываются переплетёнными между собой. И всё-таки себя они долго ещё называли по-старому. И даже поднимались на яростные восстания за право снова решать судьбу своего леса самим, и называть себя так, как того желают они. Впрочем, к той эпохе силы уже были настолько неравны, что на столетия прибрежцы остались в Тайге, вместе с прочим разнолесьем. Родной шёпот листьев в Прибрежье становился всё тише, а команды на очень певучем, но чужом языке Тайги, звучали всё громче, и со временем прибрежцы почти запамятовали зов своих предков, а иные даже стеснялись его.

Нужно сказать, мой друг, что в далёкие времена многие влиятельные леса в нашем мире охотились за чужими землями и прибирали их себе. Они бесчинствовали на новых территориях, и никак не могли отыскать тот колодец, который утолил бы их жажду величия. Души, покрываясь коркой, заряжали пушки ядрами, и грезили о том, как артиллерийский залп прогремит на все леса и сделает их прозвище самым прославленным среди иных имён. Под грохот канонады они громогласно короновали себя империями. А своих военачальников, вырубавших скипетром несчастные леса, объявляли выдающимися полководцами, и увековечивали их в мраморных и бронзовых памятниках, что воздвигались на площадях располневшего царства. Разбой же свой они всегда называли священным походом, который вовсе и не грабёж, а только забота о безопасности державы.

С тех пор немало воды утекло, и нынешний мир разительно изменился. Река времени подмывала ступени королевских дворцов, наносила слои тины на золотые троны, а ветра перемен по камушку выдували из казавшихся нерушимыми твердей, и почти все лесные империи со временем порядком обветшали. Некогда грозные и пышные их наряды вызывали отныне у окружающих не страх и восхищение, а отвращение и смех, и в конце концов, многие необъятные и пугающие чащобы разделились на уютные и приветливые сады да парки.

Всё это случилось позднее, а пока светлолесы, попав в разросшуюся Тайгу, вместе с другими вязнями осваивали просторы непрошеной страны, скитаясь порой по самым окраинам. Впрочем, не всегда они делали это по собственной воле. Но те, кто не сгинул в этот суровый час, находили себе убежище, налаживали скупой быт, и растили потомство - так саженцы, пережившие лютые зимы, зеленеют ростками и глубже пускают корни. Деревья перемешались, и некоторые виды растворились в общем лесу навсегда. Те же из народов, которые не забыли свои истоки, хранили глубинную память о предках и тайную мечту о свободе. Назвать братьями тех, кого силою согнали за высокую колючую изгородь, будет большой натяжкой, потому что роднёй не становятся по принуждению. Но на смену угнетённым поколениям, помнившим плеть рубцами на коже, выросли дети, которые больше думали о любви, чем о ненависти, и большинство жителей относились друг к другу вполне доброжелательно, не переваривая, скорее, убогость посадок и нищету, а не самих обитателей.

Тайга была больше остальных территорий в этом краю, и всеми управляла. А саму страну однажды титуловала Ласковым Общим Лесом. Тогда многие жители верили, что простые и красивые слова несут в своих красных семенах плодородие всему миру, и скоро всё будет общим, и все будут ласковыми. Но под этой маской добра и справедливости скрывались грубые желания, и при помощи пилы и обмана Ласковый Общий Лес разрастался оторванными от соседских земель участками. Новые леса рубили безжалостно, щепки летели, и земля в них становилась красной от кровавых слёз. Красными становились и больные глаза дровосеков. Поэтому навязчивой красоты Ласкового Общего Леса окружающие очень боялись. А он оставался глух к воплям о сострадании и браво маршировал, оглашая страх любовью и уважением. И конечно же, очень гордился завоеваниями.

Знает ли юный читатель что такое - гордость? Иногда говорят, будто это огромное достоинство живой Души. Но не всё так просто. Когда Душа гордится собой, потому что сделала что-то лучше, чем получалось у неё раньше - это взаправду очень ценная её черта. Так годовалый малыш радуется каждому удачному шагу, не задумываясь о том, самый быстрый ли он гонщик в лесу. Но если Душа не столько борется со своими страхами и ленью, сколько топчется по головам окружающих, выпрыгнув на миг выше всех, тогда её высокомерие становится проводником для холодной зависти и горячей войны. И ничто не приносит столько бед жителям нашего мира, как гордость, располневшая до гордыни. Особенно если она видит в своём фото икону, подогревается раскрасневшимися обидами, и смакует из трубочки коктейль вкусненькой лжи.