Шаманская Юлия - Лесной житель

Голод сделал его сначала неуклюжим и раздражительным, а затем вялым и апатичным. Хотелось лечь в свою импровизированную кровать и уснуть до Второго пришествия, не о чем не думая и не тревожась. За пределами дома, на солнце, в глазах еще больше потемнело, закружилась голова. Когда Григорий сел на землю, небо перевернулось, где-то над головой затряслись травинки. В следующую секунду он прикрыл глаза и провалился в какую-то сладостную тьму, где чувства перестали существовать, лишь звенящая тишина и угасающие одна за другой мысли.

Глава 8

Он стоял прямо над головою Григория, загораживая собою небо. Неряшливые кустистые брови, из-под которых лучились младенчески чистые голубые глаза, черные с проседью кудряшки, выглядывающие из-под черного монашеского куколя. Кажется, он только что брызгал в лицо Григорию холодной водой, потому что на щеках и глазах у отшельника появилась освежающая влага. Григорий никогда раньше не видел этого человека и лежа размышлял о том, кто это и откуда мог взяться, но спросить не было сил.

Капли на ресницах Григория красиво преломляли свет и незнакомец, казалось, был окружен ореолом дрожащего многоцветного радужного марева. Заметив, что послушник пришел в себя, человек в монашеском куколе подхватил его под плечи и подтащил к внешней стене сруба, где, скомкав холстину, покрывающую поленницу, устроил «кресло», и усадил в него отшельника. Григорий не в силах пошевелится, только молча наблюдал за тем, как его укладывают и передвигают, будто тряпичную куклу.

Человек в куколе, хоть и обладал недюжей силой, казался послушнику ненастоящим. Его образ мутнел, двоился и прыгал у Григория перед глазами, но сопровождающая образ цветастая радуга, почему-то приносила ощущение покоя.

Григорий решил, что умирает, а этот монах есть ангел Божий, или один из Преподобных. Единственное, что смущало в таком раскладе, зачем Ангел, пришедший возвестить смерть, так суетится, приводя отшельника в чувство. После того, как больной был устроен со всеми удобствами на солнышке, незнакомец протянул ему неожиданный дар - большой спелый персик. Взяв плод в слабые руки, Григорий пару секунд любовался этим чудом, понюхал и несмело откусил, вкус у персика был и вправду неземной. Григорий ел жадно, захлебываясь свежим соком, наслаждаясь пьянящим ароматом райского плода. Он остановился только тогда, когда в руках осталась лишь колючая косточка. Отшельник вспомнил, что человека, накормившего его, следует поблагодарить, но незнакомца в куколе поблизости не оказалось. Он исчез.

Григорий молился молча, не поднимаясь со своего места, через час он запел слабым неверным голосом, по щекам текли слезы. Он пел «Христос воскресе из мертвых…».

Когда солнце клонилось к закату, Григорий встал, опираясь на бревно, и пошел в дом, чтобы зажечь очаг и закрыться на ночь. На грубо сколоченном столе послушник обнаружил два самошитых мешка - большой и маленький. Маленький содержал чайную заварку, а большой – резанные кубиками ржаные сухари. Григорий снял с крюка котелок и наполнил его водой. Он собирался попить чайку.

Летом огородик Григория принес долгожданные плоды. Место, где располагалась дачка, было низменное и сырое, поэтому здесь прекрасно росли рис, малина, и даже большие, но несладкие арбузы. Григорий больше не чувствовал голода, он делился урожаем с соседями: птичками и мелкими зверьками.

Летом отшельник полол грядки, удил рыбу, купался в озере, а длинными теплыми вечерами, когда сумерки будто зависали и по нескольку часов не сменялись ночью, сочинял песни и записывал в большую тетрадь слова и ноты для гитары.

Его гитара, играть на которой Гриша научился в юношеской музыкальной школе, висела на резном крючке в покинутой квартире. Где-то далеко, далеко отсюда. В почти астрономической дали от опушки дремучего белорусского леса.

Глава 9

Послушник пел не о Боге, не о религии и жизни. Он пел о любви к женщине, к одной конкретной женщине. Пол года, проведенные в глуши в одиночестве, до неузнаваемости изменили его характер, мировоззрение, взгляды. Он забыл о своих земных интересах, пристрастиях, очистился от всего, что связывало его с миром людей, но не забыл ее.

Сначала он боролся со своими чувствами, как с искушением, а потом, поняв, что на это сил не остается, решил перенести свое совершенствование до того момента, когда и работать на физическое выживание не придется, и будут рядом люди, опытные в борьбе с искушениями. То есть, решил не «заморачиваться» до возвращения в скит. Такое решение привело к тому, что в свободное от работы время суровый подвижник превращался во влюбленного министреля. Григорий грезил об Анне, посвящал ей песни, разговаривал с нею вслух.

Он спрашивал у своей бывшей жены совета, рассказывал, как прошел день, жаловался на боль и, возникающие каждый день трудности. Эта своеобразная болезнь обострилась летом, когда Григорий начал жить на «дачке» в довольстве.

Часто, придя в себя после продолжительной и занимательной беседы с женой, он всерьез задумывался о пути, который избрал. Хотелось погрузить свои пожитки в рюкзак и направится прямиком в город, к Анне.

Григорий чувствовал, что теперь он не запуганный «синий воротничок», теперь ему все по силам. Он унесет отсюда силу леса, научившего его быть большим человеком. Там в городе его душа была не больше комнатушки в 18 метров, а здесь в лесу она будто расправила крылья, которые оказались велики до такой степени, что достигали верхушек старых сосен. Его глаза больше не были устремлены в одну точку компьютерного или телевизионного экрана, где, как в калейдоскопе сменялись маленькие цветные изображения. Здесь Григорий понял настоящее значение слова кругозор. Его глаза поглощали небо, его Григория небо. В лесу протекала настоящая реальная жизнь, и молодой отшельник понял, что Жизни никогда не видел, и не увидел бы, если бы отец Герасим не принял странное решение, послать в «школу выживания» изнеженного интеллигента, с неустойчивой психикой и слабым еще духом. Как бы там не было, эксперимент удался, и Григорий мечтал скорей увидеть и поблагодарить мудрого старца, разглядевшего в нем скрытые резервы, и открывшего ему непостижимые и сладостные тайны жизни. Он хотел о многом поговорить с отцом Герасимом, но возвращаться не спешил, боясь пропустить что-то еще, а, также желая насладиться пышным великолепием лета в своем лесу, где он уже привык чувствовать себя хозяином. Послушник знал, что теперь его жизнь станет другой, где бы он не находился, но он также знал, что эти минуты наедине с собой и настоящим миром, могут больше не повториться.

Теперь Григорий был готов идти навстречу миру в любом его проявлении. Идти прямо, без страха, не замечая препятствий. Ему больше не нужно бежать. Это его планета, здесь он дома, и по непонятным для самого Григория причинам, он готов поделиться своими новыми знаниями, разделить эту большую великолепную тайну только с одним человеком, с Анной. Казалось бы, в данной ситуации ему нужно было подумать о подрастающем сыне, но, научившись быть честным с собой, он отдавал себе отчет, что воспринимает сына, как еще одного человека на этой планете, у которого свой путь.