Санин Евгений - Иду на вы

О чем он мог спросить, и что, интересно, могла ответить ему мать, если даже он не знал, какая судьба ждет его княжество в самое близкое время?..

Наконец, переяславльская земля закончилась и начались киевская – пошли владения Великого князя.

Видно было по всему, что в этот год половец успел похозяйничать и тут.

Увидев грузившего на краю поля сеном повозку смерда, могучего, едва ли не как его Ставр, Мономах приказал остановиться и, осматриваясь хозяйским взглядом по сторонам, медленно пошел к нему.

Игумен с Ратибором, решив размять ноги, направились следом.

И хоть Ставр Гордятич на коне успел обогнать князя, чтобы грозно предупредить смерда, чтобы ведал, с кем ему предстоит беседовать, тот степенно отложил огромные деревянные вилы, стянул с головы треух и, словно не замечая боярина, сам сделал несколько шагов навстречу Мономаху и земно поклонился.

- Будь здрав и счастлив на долгие годы, князь Владимир Всеволодович!

- Будь здрав и ты! – отозвался Мономах. – Великого князя смерд?

- Да, княже, Святополка Изяславича!

- Ну, и как живешь? – спросил князь, в намерении получив ответ, что плохо, сразу пойти обратно, как вдруг услышал неожиданное:

- А хорошо, княже!

- Что? – приостановился Мономах. – У вас что – давно половцев не было?

- Почему? Были!

- И не голодаешь?

- Как это не голодать, все голодают. А я чем лучше?

- И что же тогда в твоей жизни хорошего?

- Все очень просто, княже! – пожал плечами смерд и принялся объяснять: - Что плохо было, так то прошло. Слава Богу, жив остался! Что будет, то, может, еще хуже будет. Так что, по всему выходит, что живется мне сейчас – хорошо!

- Да ты, я погляжу – философ! – усмехнувшись, покачал головой Мономах.

- Уж, каков есть! - не зная, похвалил его или, наоборот, ругает таким словом князь, неопределенно ответил крестьянин.

- Каков ни есть, а такого первый раз за последнее время встречаю. Как хоть звать-то тебя?

- Очень просто – Сувор!

- А во святом крещении? – строго уточнил игумен.

- А – Никола!

- Вот видишь, Николай - в честь самого чудотворца! А ты, прости Господи, все за языческое имя цепляешься! Да уж христианин ли ты, а может, Перуну до сих пор поклоняешься в дубовых лесах?

Смерд, не переча, хотя лучшим ответом был большой темный крест на его широкой груди, в ответ лишь поклонился игумену, и это тоже не осталось незамеченным Мономахом.

- А скажи мне, Сувор… гм-мм… Николай, - поправился он под недовольным взглядом игумена и кивнул на робко подошедших к скирде и упавших на колени смердов. – И все ли у вас, и всегда ль хорошо живут?

- Да нет, Владимир свет Всеволодович! Не все и не всегда! Когда, не в обиду тебе будет сказано, вы, князья, столы между собой делить начинаете, то покойникам и то, пожалуй, лучше живется…

- Но-но, как с князем разговариваешь? – возмутился Ставр Гордятич, но Мономах жестом велел ему замолчать и с интересом посмотрел на смерда – продолжай!

А тот и не думал останавливаться:

- Все мы под Богом ходим! – ответил он боярину и уже снова Мономаху продолжил: - Чужой князь верх возьмет – беда. Весь разорит, жёнку с детьми в рабство угонит. А его поддержишь, так свой князь не помилует.

- Смело говоришь! – покачал головой Мономах и выжидательно взглянул на смерда.

Но у того и на это нашлось достойное слово.

- По закону живу, по совести и отвечаю!

- Хорошо сказал!

- Потому хорошо и живу! Так что, прости, если что не так, и спаси тебя, Господи, княже!

- За что благодаришь-то?

- А вот, выслушал!

- Толку-то!

- Не скажи. Все теплей на душе стало. Иной князь, тот же Святополк Изяславич, не в обиду ему будет сказано, проедет мимо, даже не заметит. Будто не люди, а березы или осинки вдоль дороги стоят.

-Ну, положим, ты больше на кряжистый дуб, чем на осинку похож! – улыбнулся князь.

- Так я не о себе. Я о том, что за вырубленные деревья Святополк Изяславич с тиуна строже спросит, чем за загубленные половцами жизни!

- Не Божье это дело – смерду на Великого князя голос возвышать! – не выдержав, встрял в беседу игумен. Но теперь крестьянин осмелился возразить даже ему и с вызовом спросил:

- А по-Божьему бросать православных на растерзание поганым язычникам? Пускать его на святую Русь - веси разорять да Божьи храмы жечь?

- Ну и отчаянный ты! – забывая свою всегдашнюю сдержанность, воскликнул Мономах. Видно было, что этот смерд нравился ему все больше и больше.

- Знаю! – сдержанно усмехнулся тот.

- Да, от старости и скромности ты, я вижу, не помрешь! – кивнул ему князь. - И откуда же это тебе ведомо?

- А ты сам мне это однажды сказал, отчего и осмеливаюсь величать тебя не как смерд, а как дружинник!

- Я? Когда? Где?!

- А в той печальной битве, когда едва не погибли все наши, да и сам ты едва уцелел, – на Стугне… Мы ведь тогда, княже, совсем рядом с тобой против поганых бились.

Лицо Мономаха внезапно помрачнело. Но он быстро взял себя в руки и с неожиданной живостью спросил:

- А вот скажи мне, Сувор-Николай: пошел бы ты снова со мной в поход на поганых?

- Прямо сейчас? – ахнул смерд.

Мономах оглянулся на Ратибора, на боярина и улыбнулся:

- Ну, к чему такая спешка? Скажем, в конце…

- Лета?! – обрадовался смерд.

- Зачем так долго ждать? Этого месяца!

Теперь уже крестьянин растерянно оглянулся - на поле, на свою весь, на людей…

- Но ведь пахота… сев на носу… А… была - не была… пошли! – решительно махнул он рукой.

- Прямо к ним, на их вежи[2] – в Степь! – уже без улыбки, продолжал допытываться Мономах.

- Да хоть на край света!

- И не забоишься?

- А чего бояться? Кого ни спроси, на Руси или даже в той Степи – все знают, что ты не проиграл ни одной битвы!

- А… Стугна? – помолчав, напомнил Мономах.

- Так то не твоя вина, князь! – уверенно отозвался смерд. - То Святополк, который тебя в неурочный час, неготовым уговорил против половца выйти, вместо того, чтобы выкуп ему дать. Эх, да что вспоминать…

- И то верно! По-новому все надо делать!

Мономах победно взглянул на Ставра Гордятича:

- А что, Ставка, поднимет этот молодец такими вилами половецкого коня вместе со всадником?

Боярин посмотрел на смерда, на вилы и кивнул:

- Думаю, поднимет!

- А, если ему боевое копье в руки дать?

- Ну… тогда, пожалуй, он и меня с коня в силах сбросить…

- Вот видишь…

И Мономах, благодарно кивнув смерду, отправился обратно к своему возку.

- Сюда бы этого Святополка, чтобы народ свой послушал! – с горечью заметил он, и Ставр Гордятич охотно подхватил:

- Да что ему народ? Он ведь на него только глазами своих бояр смотрит да их ушами слышит!

На это даже Мономах не сумел найти, что возразить своему давнему другу.

- Ангела в спутники!

- Доброго пути!

- Скатертью дорога! – ласково, с любовью, понеслось ему вослед.