Санин Евгений - Иду на вы

- Ладно, после расскажешь! – ничем не выдавая досаду, остановил Славку хан, и тот, спохватившись, обрадовался тому, что не успел сказать ни слова. Ну, выдай он сейчас с головой Белдуза. А дальше что?

Ханы между собой всегда общий язык найдут, помирятся за чашей своего айрана, а он так и не найдет свою матушку.

Он благодарно взглянул на так вовремя пришедшего купца и ахнул, встретив его, полные вопросительного ужаса, глаза.

«Так ведь это же отец Звенислава! – вдруг дошло до него. – Если его не опередить, такое может начаться…»

Но пока Славко придумывал, что сказать купцу, как тот сам подошел к нему и спросил:

- Как тебя звать, отрок?

- Златослав! – улыбнулся ему Славко.

- Златослав?!

Купец обошел Славку кругом, оглядывая со всех сторон его одежду и обувь, и продолжил:

- А скажи, отрок, откуда у тебя эта шуба и… особенно, сапоги?

- Друг на время одолжил! – как можно беззаботнее ответил Славко.

- И… где же сейчас этот твой друг? – голос купца дрогнул.

«Да не беспокойся, с ним все в порядке! Для его же пользы так сделано было! Я тебе еще все объясню!..» - умоляюще поглядел на него Славко и, показывая глазами на старшего хана, сказал

- Погоди, не видишь, меня сам их главный хан зовет!

К его счастью, Ороссоба действительно снова поманил к себе Славку. Когда тот подошел, он приказал ему составить короткую грамоту в Корсунь.

Тут же раб-писарь поднес к нему заостренную палочку с чернильницей и лист пергамента.

«Час от часу не легче!» – поежился Славко и, чувствуя на спине взгляд купца, под диктовку главного хана, покрыл весь лист всего лишь тремя знакомыми ему буквами.

Раб-писарь старательно присыпал написанное мелко толченым песком, стряхнул его, и Ороссоба протянул грамоту купцу:

- Вот! Отвези ее в Корсунь!

Купец медленно перевел взгляд на лист пергамента, и глаза его стали быстро округляться от изумления.

- Что это? – уже окончательно ничего не понимая, прошептал он.

- Грамота! – подбегая к нему, принялся объяснять Славко. Видя, что в купце борются сразу несколько подозрений: не проверяют ли его так хитрые половцы, а главное, не убил ли этот отрок его сына, он торопливо зашептал: – Что, не нравится, как написано? Так это меня так Звенислав, во святом крещении, Борис, научил писать! Совсем недавно! Когда мы подружились! Я ведь, во святом крещении, Глеб! Так что мы с ним теперь тоже, как братья!

- Как! – быстро взглянул на него купец. - Ты видел его? Где? Когда?

- Недавно! Там, где он из обоза вывалился!

- Он… жив?

- Конечно, и я думаю, теперь уже там, откуда приехал ты…

- А… одежда?…

- Эта? – успокаивающе улыбнулся Славко. – Так мы поменялись. А то он боялся, что ночные тати его ограбят!

- Ну, это на него похоже! Уф-ф… Слава Богу! А я уже, было, подумал… - с облегчением начал, было, купец, но его остановил недоуменный голос Ороссобы:

- Что там у вас? Что-то не так?

Славко оглянулся на него и недовольно показал на купца:

- Да вот, он говорит, тут, видите ли, одно слово с ошибкой написано!

- Да! – подтвердил купец. - Корсунь с титлом надо, а он его - без титла!

- Что мне из-за этого всю грамотицу переписывать?

- Не на-адо! – забирая грамоту и прикладывая к ней свою печать, поморщился главный хан. – В Корсуне и так поймут. А ты поезжай прямо сейчас! – приветливо кивнул он купцу. - И… привези моим женам то, о чем я просил…

Купец, бросив на Славку подбадривающий взгляд, вышел.

- Ну? – снова вопросительно посмотрел на Славку Ороссоба, возвращаясь к прерванному разговору.

Но в этот момент вошел Белдуз. Старая тряпица с давно засохшими пятнами крови была забрызгана новыми свежими следами. Он был явно настроен продолжить разговор о походе всей Степью на Русь.

- Ладно! Это теперь надо-олго… - взглянув на него, поморщился Ороссоба. - После поговорим. Когда из Степи вернешься.

Он взял свою шелковую веревочку и завязал на ней десять узлов… потом, вздохнув: «Степь большая…» - добавил еще десять и сказал Белдузу:

- Вот, отправляю твою живую грамоту в небольшую поездку по Степи! С охраной, конечно. Надеюсь, ты не станешь возражать мне?

Белдуз посмотрел на Славку и только махнул рукой. Ладно. Пусть едет, решил он. Только бы подальше от глаз и ушей главного хана. К тому же, он сейчас сделает так, что пошлет с ним своего, надежного человека. Который будет охранять его лучше всякой стальной цепочки!

Да и до Славки ли было ему сейчас, когда должно начаться важное дело? Может, самое главное во всей его дальнейшей судьбе…

4

- Любава, говоришь? Голубоглазая? Из Осиновки?..

Двадцать дней – много это или мало?

В первый день Славке казалось, что более, чем достаточно, чтобы найти матушку, если только ее не продали в Корсуне или Судаке в заморские страны, и она до сих пор еще мыкается где-то в Степи.

Но прошло пять дней, десять, двенадцать…

И даже неунывающему Славке стало ясно, что двадцать дней для поисков в бескрайней Степи – что капля дождя, упавшая с огромное озеро. За эти дни он и думать, как степняки, научился.

А если серьезно, поймав себя на этом, вздохнул он, то тут, пожалуй, и года бы не хватило…

Он покосился на едущего рядом с ним молчаливого половца и нахмурился. Белдуз приставил к нему такого воина, от которого никак и нигде нельзя было отвязаться. Самое неприятное, что этот охранник отличался удивительным немногословием. За все время, что они провели в пути, он произнес едва ли с десяток слов.

Зато слышал и видел все.

И не упускал ничего, чтобы потом доложить Белдузу, который предупредил, что он головой отвечает, если Славко сбежит или с ним что-то случится. «Ос-собенно, если с-сбежит!» – добавил хан, и половец берег свою голову, не только старательно прикрывая ее шапкой в полдень от палящего солнца. Но и везде и всюду постоянно следя за своим подопечным.

Славко сразу прозвал его своей тенью. Даже когда тот спал, и то, кажется, не упускал его из виду. Ну, а стоило только Славке куда-нибудь отъехать, то не проходило и минуты, как этот половец, словно из-под земли, вырастал перед ним.

Так они и ехали вдвоем, молча, ни о чем не разговаривая.

Зима в Степи кончилась как-то разом, будто ее и не было вовсе. Как-то вдруг, быстро и сильно пригрело солнце. И хотя снег продолжал лежать по оврагам, и ночью грязь становилась хрустящей, зазвенели жаворонки, повылезали из нор суслики и закружились, радуясь первому теплу, беспечные бабочки.

В шубе, шапке и сапогах Славке стало нестерпимо жарко. И он, без особого сожаления, обменял их у одного из местных купцов на куда более дешевую, но добротную половецкую одежду. Славко просил что-нибудь русское, хотя бы на голову – уж очень не нравился ему чудной, хоть и красивый, колпак. Но торговец с сожалением поцокал языком и развел руками.