Виктор Соколов - Мастерская Бога

Скальных,

Подобранных вокруг скалы.

... И зашагал

Наверх устало,

Сжимая черешок кайлы...

Чтоб завтра снова,

Сиротливым,

Сжигаемым надежд огнем,

Вгрызаться в камень

Терпеливо.

Без остановок

День за днем...

Он высек нос

И - твердо - губы.

И округлил копну волос.

Глазам предстал,

Покамест грубый,

Из глыбы вышедший колосс.

Как древний идол.

Первородцем

Он новый образ заявил.

Он преходящее уродство

Примером цельности явил.

Был в недосказанности

Строгим

Среди великих тайных дел.

... Чугай, творя,

Подрос немного.

На мир по-новому глядел.

В своем таланте

Утвердился.

И зря себе не возражал.

Чугай немного возгордился,

Чугай себя зауважал.

Но, вглядываясь

В бюст огромный,

Самодовольства смял венок.

Чугай почувствовал,

Он скромен,

Он мал, в пути он одинок.

И на судьбу он уповает.

И стынут на губах слова.

Провидит –

Зримо оживает,

Рождаясь к жизни, голова.

Так на глазах колосс

Менялся -

И в славном образе вставал...

Чугай отделкою занялся:

Подтачивал и шлифовал.

И снова он не спал ночами…

И снова потянулись дни.

Дела, дела - конец венчает,

Венцом. Тем дороги они.

Был Сталин явлен

Для «народа».

Начальству сдан...

А посему -

В обмен желанную свободу

Со справкой выдали ему.

Когда покой

Тревожат птицы,

Спеша себя от сна избыть,

Пошел Чугай

С «Вождём» проститься,

С ним

Без свидетелей побыть.

В немой тоске

Взошел на сопку –

Перед скалой

Пугливо встал:

Вождь над скалой

Стоял высоко,

Из камня в небо вырастал.

Какие в нем рождались

Думы?

В каких он далях

Воспарил?

Чугай Вождю

Внимал угрюмо

И сам с собою говорил:

«.... да, нас порою

мысли гложут,

спеша на свет,

уходят в тень.

...и день, как жизнь,

нелегкий, прожит,

- живой мосток

в грядущий день».

И думал он,

Во тьме плутая,

на повороте на крутом:

«... кто был

в ушедших днях Лугавин?

... кто сам он ныне... и потом?...

... кто Хмырь?

начальник?... и другие?...

кого он в мыслях помянул,

кто выжил здесь, а кто и сгинул –

бушлат из досок натянул...

о, люди!

ну какой же мерой

нас мерить?

в тьме устав кружить,

нам

дня нельзя прожить без веры,

мы без вождя

не можем жить...

приемля доброе и злое

на долгом жизненном пути,

по одному Его лишь слову

готовы и на смерть идти...

и не на смерть –

спеша упиться

лояльностью

к имущим власть,

готовы честью поступиться

и оправдать себя...

и всласть

поступком насладиться этим –

нам все доступно –

мы - умы...

и пусть

подчас в пророки метим,

но думать разучились мы...

так кто он есть,

коль мы считаем

Его и другом, и отцом?..»

Так мысленно

Гранит пытая,

Чугай стоял перед - Лицом.

Мрак ночи таял,

Словно не был

Над этой сопкой вековой.

А над державной головой

Горело нимбом

Солнце в небе.

Эпилог

Был дивно-сладок горний свет.

Душа полна

Тем грозным светом.

Так кто Он есть?

Я жду ответа.

Но мне,

увы,

ответа

И снова четко

Землю детства

Я зрю в упор – пядью пядь.

Таинственное это действо

Берёт в полон меня опять.

Опять, как прежде,

День мой давний

Мне в душу холодом дохнул.

Былая жизнь открыла

Ставни,

Чтоб я в разлуку заглянул:

Таёжный прииск в глухомани.

Отец в квартире у окна

Уже с повесткою в кармане...

Сидит.

Молчит.

... Идет война.

Она дорогою суровой

Идет сквозь кровь

И дымный чад.

Герои –

Невский и Суворов –

Еще в устах вождя звучат.

На нас

Глядит с портрета Сталин.

И, отвечая взгляду:

- «Есть!» -

Со скорбно сжатыми устами,

Уже он там отец...

Хоть здесь

Пьет

С матерью моей на пару

Разлуки горькое вино.

И говорит:

- Победа, паря,

За нами будет все равно!

... Отец с войны

Пришел усталый,

Огнем солдатским опален.

В чинёной

Гимнастерке старой,

Продут ветрами,

Пропылен.

Как лик медали

Первой самой,

С которой после он ходил.

И сам он

Носом и усами

На лик медальный походил.

Живут те образы и даты

Войны и мира,

В жизнь войдя, -

Солдат, похожий на вождя,

И вождь,

Похожий на солдата.

И мой знакомый жив еще.

Приняв повестку

За награду,

Чугай

В боях под Ленинградом

Врагу

Представил крупный счет.

Он даже чуть помолодел,

И строже стал...

И в буднях битвы,

Забыв житейские обиды,

Он сo страной,

Шинель надел.

И был отныне, как страна,

Ответствен повеленьем долга

С дней первых –

До последних долгих,

Пока не кончилась война...

Июль. День третий.

В час суровый,

В час надвигающихся мук,

Он слушал сталинское слово –

Мощь, обращенную к нему.

Он свято понял слово это,

Зовущее в нелегкий бой.

Он, верный Родины заветам,

Опять суровой жил борьбой.

Решившийся,

Печально строгий,

В военкомат в родном краю

Ходил и обивал пороги,

Чтоб

Встать с оружием в строю...

Он насмерть встал –

Назад ни шагу, -

Чтоб смыть «невольную вину»:

Его ослепшую отвагу

И грех

В гражданскую войну...

Плечо в плечо с ним рядом

Встали

Те многие,

С кем жизнь свела,

Поскольку знали:

Звал их Сталин

И Мать-Отчизна их звала.

Они сказали:

«Можно ль злиться

на прежнее, когда война...»

Они сказали подлым фрицам:

«Мы хуже знали времена.

Кому поклоны бить, подлюки?

колючке,

пуле

и штыку?!

Мы столько видели колючки, -

вам не приснится на веку.

Вы Западом кичливым жили,

чтоб честно дьяволу служить...

А мы на Запад ваш - «ложили»

и снова можем «положить».

Братишка,

друг,

забудь, кем был ты...

свободным по земле шагай...»

Они сказали, как пришили.

И с ними в бой

Пошел Чугай.

Тогда-то

При дверном заторе

Толпы,

Ронявшей ругань с губ,

Он встретил скульптора,

Который

Ему «помог» попасть в тайгу.

Они столкнулись на вокзале:

Один врага в боях крушил.

Другой

С застывшими глазами –

Убраться за Урал спешил.

Потом,

Когда придет победа,

Доносчик,

Тайный скрыв восторг,

Обратно в Ленинград

Поедет,

Чугай, быть может,

На восток...

Неужто все усилья даром?

И правда с кривдою равны?

Нет!

Десять сталинских ударов

Ведь что-то значат

Для страны.

Тогда

Твердить мы хором стали

За миллионом миллион –

В труде победа –

Значит - Сталин!

В бою победа –