Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

неси ответственность, пора бы уже научиться таким вещам, прелесть моя. Боже, как

вспомню эти твои улыбки, этот твой мерзкий смех, хотя бы поэтому стоило уничтожить

телевизор. Между прочим (позволю себе напомнить), пару часов назад твое тело разве что на

куски не разваливалось, собственная плоть раскромсалась, измельчилась, бросилась куда-то

наутек, а ты возвращаешься домой и, как ни в чем не бывало, берешься устанавливать

дурацкий ящик. Какое самообладание! Неужели тебе настолько противно жить?

Но это все литература. А между тем некоторого прогресса мы все же добились. Нет, не

стоит тешить себя очередной иллюзией, все намного хуже, чем ты даже можешь

представить, – мы буквально дышим на ладан, один неверный шаг, и все закончится

бесповоротно, а наши пути разойдутся. Мне требовалось удостовериться кое в чем,

пришлось прибегнуть к помощи не совсем приятных тестов, но дело, возможно, того стоит.

Теперь я знаю, что в тебе еще жива благодарность. Самая обыкновенная, ни чем не

замутненная благодарность – тогда в ванной, ты обнаруживаешь два ведра и понимаешь, что

горячей воды тебе хватит с избытком: не придется идти на ледяную кухню и ставить

кипятиться новую порцию, мучиться судорогами и бороться с тоской – все хорошо. Ты не

ведаешь, кого за это благодарить, но все равно мысленно произносишь спасибо – это и есть

настоящая, неподдельная благодарность. Поверь мне, благодарить судьбу за нечаянное

добро умеет только человек, такое больше никому не дано. Признаю, это колесико в тебе

еще вертится, надо только смазать.

Теперь я также знаю, что ты боишься смерти. Это состояние заложено в человеческий

организм природой, хотя людям присуще от него открещиваться, бежать. Но когда твое тело

на мгновение распалось, возможность его лишиться привела тебя в ужас, и впервые за

долгое время по-настоящему захотелось жить. Чтобы было больно, чтоб жизнь

чувствовалась, напоминала о себе, щипала, как будто проверяя – спишь, не спишь? Теперь я

точно знаю – игра стоит свеч, ведь вслед за этим, без моей помощи, а лишь по мановению

внутренней природы, ты испытываешь еще одно желание. Ты хочешь избавиться от боли,

спрашивая невидимую судьбу: почему все это происходит именно с тобой?

Знаешь, хотя я невысокого о тебе мнения, хотя я сомневаюсь в нашем будущем, этот

вопрос на секунду вселил в меня нелепую надежду на удачный исход. Человек, задаваясь

тривиальным вопросом, почему именно на него одна за другой сыплются неудачи, почему

боль преследует неотступно, такой человек, каким бы исковерканным он ни был, внутренне,

подспудно хочет исправиться – он сомневается и неосознанно желает найти правильный

путь. Но, возможно, это и не твои мысли, а лишь последние конвульсии организма, уже тебе

не принадлежащего, слабые мольбы нутра о пощаде. Не доверяю я тебе. Однако раз уж я

решился на последний бой, доведу его до конца. Ты сейчас, как машина, как ракета, которую

проверяют перед запуском: все ли на месте, хватает ли топлива, все ли механизмы

синхронизированы? И вот, удостоверившись в исправной – хотелось бы верить – работе

твоего сознания, я наконец могу перейти к основным действиям.

Не знаю, был ли это знак, но буквально вчера я повстречал свою бывшую однокурсницу,

мы разговорились, и она сообщила, что слухи о моем недостойном поведении превратились

в главную тему дискуссий ряда местных институтов, – все ожидают решения верхов и никак

не отважатся занять в этом споре четкие позиции. Проблема в том, что любой вопрос

подобного характера не может быть решен без подключения всей бюрократической системы

Дома, а это гигантская, невообразимая махина, и пока запрос о корректности моего

поведения пройдет все уровни, пока все уровни подтвердят корректность подобного запроса,

пока соберут все нужные подписи и наставят все необходимые печати – я не только

проверну задуманное, но и успею бесследно смыться. Да и такой поворот событий не

исключен – возможно, придется оказаться вне закона, вне системы, крайне нежелательный,

надо заметить, исход, но вычеркивать его – из чувства самосохранения – не стоит. Моего

сохранения, а не твоего, сечешь? Не все же мне с тобой нянчиться.

28

Моя однокурсница как будто специально рассказала, что ее подопечный – не кто-нибудь,

а знаменитый ученый и гуманист, лауреат Нобелевской премии, и недавно ей даже удалось

выйти с ним на прямую связь, теперь обоих ждет повышение. А затем она хитро добавила:

- Бросай-ка ты это дело, только зря силы тратишь, и о репутации стоило бы подумать.

Она посоветовала вытребовать, пока есть еще время, перевода на другую должность –

это обязательно смягчит начальство – факультет примет меня обратно с распростертыми

руками, я напишу на основе твоего случая диссертацию, проведу спецсеминар, и вот я снова

чист как стеклышко, безупречен и даже знаменит. Душистая перспектива.

- А как же быть с… этим? – неуверенно спрашиваю я.

- В утиль, разумеется, - не долго думая, отвечает моя знакомая.

Мне не понравился ее ответ, и не потому, что он не верен или циничен, просто сама она

общается с учеными-гуманистами и не может быть объективна – ведь ни разу не проходила

практику в лечебнице и с убогими не сталкивалась. Я не знаю, агент ли она начальства или

шпион с Уровня А1, но говорить о подобных вещах в категоричном тоне моя однокурсница

точно не имеет права. Должной квалификацией не обладает. Вот я ей и сказал:

- А все-таки попробую, - на чем разошлись.

Скорее всего, меня проверяли, и теперь отступных путей нет, я сам обрубил все мосты,

доверившись первому импульсу, – твердо решил держаться тебя. Может быть, за такое

своеволие понесу высшую меру наказания и сам попаду в утиль – не знаю. Но стоит лишь

мне посмотреть на тебя, как возвращается злоба, формируемая смесью из спор человеческих

состояний. Ты сидишь на табуретке с острыми углами, переводишь взгляд с рванувшего

телевизора на гноящиеся руки, ты зеваешь и чешешь макушку. Денег нет, развлечения

закончились, хочется есть и, наверное, спать – ты придумываешь, чем бы заняться, ты снова

зеваешь. И я понимаю, что это именно та ситуация, из которой есть только два выхода: я

могу окончательно порвать с тобой, поставить на тебе жирный крест – но могу и залепить

тебе такую мощную оплеуху, что ты в раз опомнишься и уж точно что-нибудь предпримешь.

Я решаю мучить тебя дальше. В основе твое трухлявое сознание все еще функционирует

правильно, надо лишь поместить тебя в такие условия, когда ты волей-неволей сделаешь