Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

самое ужасное, руки у матрешки нарисованы, – она не могла сама себе помочь, оказалась не

способна даже подняться с кровати. Совершенно безвольное, агонизирующее существо.

Ты видишь ее глаза – единственный более или менее сохранившийся рисунок. Глаза

живые. Матрешка смотрит на тебя неотрывно, и во взгляде ее столько невыносимой мольбы

о помощи, столько надежды на последний оставшийся шанс и столько непереносимой,

выворачивающей наизнанку боли, что тебе остается только бежать.

В ужасе, захлебываясь блевотиной, ты вылетаешь из проклятой квартиры, неверными

руками открываешь свою дверь и запираешься дома на все замки. Сейчас ты лежишь на полу

в прихожей.

Без сознания.

Пт.

Это происходило так.

Я вышел из своей студенческой кельи и медленно двинулся по коридору в направлении

лифта. Задуманное мной путешествие было сопряжено с большим риском, и я, естественно,

отдавал себе в этом отчет, как и в том, что для достижения намеченной цели мне в первую

86

очередь требовалось не привлекать к себе внимание. В секторе общежития всегда царит

дружественная, веселая атмосфера, все гуляют большими компаниями, здесь постоянно

разгораются интереснейшие споры на духовные темы, и студенты никогда друг друга не

сторонятся – это одно из самых светлых и теплых мест во всем университете. И, тем не

менее, на время мне необходимо было от этого отказаться.

Продвигаясь к лифту, я старался ни с кем не пересекаться и оставаться по возможности

незаметным, чему способствовало заранее принятое мной вещество. Я шел, краем глаза

наблюдая за дорогими мне братьями и сестрами, любимыми друзьями и

единомышленниками, и было так тоскливо осознавать, что, возможно, вижу их в последний

раз. Никто из нас и никогда не проникал без разрешения на такой высокий уровень – это

настолько неуместно, что об этом даже не думают. С карьерным ростом некоторые из наших

собратьев получают официальный перевод на более высокие уровни, но их исход из

университетской зоны – отдельная тема.

Впереди меня поджидала неизвестность и неминуемая расплата. К счастью, вещество,

которое я опробовал еще в лаборатории, полностью сковало мою сущность, – на время я

лишился способности испытывать и страх, и грусть. Иначе мое дерзкое путешествие,

конечно же, было бы не осуществимо. Войдя в пустой лифт, я в последний раз окинул

взглядом массу моих близких и чуть не расплакался. Не прими я смесь из спор гнева, зависти

и гордыни, непременно бы расплакался. И испугался бы. Потому что это так невыносимо

грустно и страшно расставаться с тем, что ты любишь больше всего. Так грустно и страшно

бросать вызов этой любви и знать, что в случае неудачи ты можешь раз и навсегда

исчезнуть. Я люблю Дом, его обитателей и его хозяина. Это самое прекрасное, что есть.

Не раз с тех пор, как я приступил к осуществлению своего плана, меня посещали

сомнения в верности моих действий и страх, что все это закончится катастрофой. И все-таки

один-единственный пункт в своде прав и обязанностей нашего профсоюза неизменно вселял

в меня уверенность, какую-то даже хулиганскую творческую дерзость. Там ведь ясно

сказано, что мы обязаны сопровождать подопечных до самого конца, до последнего пытаться

их расшатать и вернуть на истинный путь. Да, оказавшись в критической ситуации, я сперва

хотел написать заявление об отказе – к тому располагал неудачный опыт моих

однокурсников, еще до меня столкнувшихся с аналогичной проблемой. После этого передо

мной открывались две перспективы: 1) вернуться с практики на кафедру для написания

статей и диссертации, 2) продолжить практическую работу с другим субъектом. Но,

поразмыслив некоторое время, я вдруг понял, что не могу отказаться.

И после разговора со своей однокурсницей я в этом только лишний раз убедился. Это

слабоволие – самолично отказываться от субъекта. Это немудро и невеликодушно. Это

свидетельствует о скудости воображения, отсутствии научного азарта, нежелании бороться и

искать новые пути. А я хотел попробовать. Во мне до сих пор достаточно азарта, желания

воевать и созидать. И даже во время судебного процесса, если он случится, я не побоюсь

сказать, что прекращение опыта при наличии такого энергетического арсенала – это

малодушие. Надо идти до самого конца. Конечно же, такое своеволие не могло понравиться

бюрократической гидре, и нет ничего удивительного в том, что на меня мгновенно

посыпались жалобы, однако высшее начальство, как ни странно, до сих пор молчит, а я, в

свою очередь, уже не могу остановиться.

Стальные двери лифта закрылись, как будто обрубив поток света и дружелюбной

теплоты, исходящий с моего родного уровня. Может быть, в последний раз, – снова

напомнил я себе и про себя же засмеялся, – тогда погибну героем. Увы, с друзьями мне

никак нельзя было попрощаться, иначе они бы меня просто не пустили, но во мне не угасала

вера, что братья и сестры правильно истолкуют мои действия и оценят жертву, на которую я

пошел ради научной работы и Тебя. Добрый смех и искрящаяся любовь моих близких давали

мне силы держаться избранного курса. А вещество, которое надо было принимать каждые

двадцать минут, не позволяло распуститься и стать чересчур заметным. Я набрал цифровую

формулу на панели управления лифтом, и кабина стремительно полетела вверх. Вверх!

87

Может быть, где-то там меня поджидает экстирпационная опасность, но как все-таки

здорово, что полетел я именно вверх.

Итак, согласно подброшенной мне записке, в одной из лабораторий Главного

Субстанционального Хранилища содержалась какая-то информация о дальнейшей судьбе

моего опыта, при чем неизвестная мне информация и, похоже, скрываемая от меня

определенными силами. Для того чтобы узнать все лично, я должен был проникнуть на

Уровень Г26 и тщательно обследовать кабинет №19 на 74 этаже. Основная проблема, однако,

заключалась не в том, что от меня скрыли конкретную цель поисков, и даже не в том, что это

анонимное послание могло оказаться ловушкой. Просто студенты, обучающиеся и

практикующие на территории Дома, не имеют права подниматься выше Уровня Ц87 без

соответствующего распоряжения – банально говоря, без официального пропуска,

завизированного в многочисленных инстанциях. Упомянутая однокурсница очень комично

расписывала мне однажды, как ей пришлось извернуться, чтобы получить одночасовой

пропуск всего-то на Уровень Ц86.

По своему внутреннему устройству Дом чем-то напоминает гигантских размеров

морскую губку, только, с позволения сказать, высокотехнологичную и симметричную губку: