Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

нужным угостить тебя сигаретой.

- Адель, это, в конце концов, глупо, - не выдержав, бросает Никита сестре.

- Расскажи, как ты убил Сысоя.

- Зачем?

- Я требую.

Помолчав с минуту, Никита нехотя признается, глядя тебе в глаза:

- В последнее время мы с Сысоем не ладили. Он занялся книжным бизнесом и решил

открыть по всей стране магазины, которые бы торговали бульварными романами, такая сеть

114

книжных салонов с пластмассовой мебелью и пластмассовой литературой по очень низким

ценам… Адель, ну, это странно, честное слово…

- Продолжай, - строго требует сестра.

- Хорошо… Мне его проект казался вульгарным. Я, наоборот, большую часть жизни

выступаю за очищение русской литературы, и Сысой об этом прекрасно знал. Разумеется,

такая книжная сеть принесла бы денежную прибыль, но она также нанесет серьезный

идеологический урон. К сожалению, Сысой не хотел наравне с бульварщиной продавать в

своих магазинах классическую литературу или качественные произведения современных

писателей, он делал ставку исключительно на массовое чтиво. Я не раз пытался убедить его,

что это аморально. Большой выбор самой разнообразной литературы есть только в столицах,

а российская провинция всегда страдала от нехватки книг. Библиотечная система по стране

развалилась вместе с СССР. Люди в глубинке испытывают книжный голод, но удовлетворять

его таким извращенным способом, подсовывая им вместо хорошей литературы отбросы, –

это в корне неправильно и может повлечь за собой самые ужасные последствия. Всем и так

известно, что культурный уровень в стране низок, но зачем же поддерживать это состояние и

тем более усугублять его? Жители провинции имеют право на качественную литературу,

библиотечная система, как я уже сказал, не действует, и проект Сысоя мог бы стать для

многих спасением. Но, конечно, не в таком исполнении…

Никита замолкает, плавным жестом он давит окурок в пепельнице и как будто не

собирается больше говорить.

- И вы его за это убили? – неуверенно уточняешь ты.

- Нет, конечно, - Никита даже слабо улыбается. – Сысой не был глупым человеком, и я

надеялся в конце концов его переубедить. Но, к сожалению, бизнесмен оказался в нем

сильнее неглупого человека, – ясно понимая выгоду этого предприятия, он отказывался

рассматривать моральную и идеологическую сторону дела. Деньги ведь прежде всего.

Ты, конечно, на стороне Сысоя.

- Но я знаю его с детства, это очень добрый, сочувствующий человек, и мне казалось, что

рано или поздно он все-таки осознает всю степень своей ответственности перед миллионами

людей, по сути, перед народом. Согласитесь, что страна не может правильно, с позволения

сказать, функционировать, имея в распоряжении только массовую, развлекательную

литературу.

- Почему? – не понимаешь ты.

- Ну, как? Литература – это один из важнейших ориентиров страны, как бы банк данных,

отражающих суть нации, ее природу, и это также определенный критерий поведения. Но

если изменить ценностную информацию, заложенную в книгах, то есть навязать другую

систему поведения, произойдут неминуемые изменения и в сознании масс читателей. Я не

спорю, что есть страны, для которых банком идеологических данных является массовая, так

называемая бульварная литература, но это не Россия, и, мне кажется, прививка книжной

системы такого рода стране, литературный уровень которой традиционно очень высок,

обязательно приведет к кризису.

- Извини, перебью – ты не лекцию студентам читаешь, а рассказываешь историю своего

преступления, - Адель рисует в воздухе кавычки, заключив в них слово «преступление».

- А все-таки, чего вы против развлекательной литературы? – не унимаешься ты.

Никита смотрит на тебя молча, с мягкой, чуть удивленной улыбкой, как будто он только

сейчас заметил перед собой полноценного собеседника. Вновь закуривает, и в продолжении

разговора между вами так и остается его рука с дымящейся сигаретой, зажатой между

красивыми, длинными пальцами. Рот Никиты, скрытый запястьем, ты видишь лишь изредка,

когда он неохотно стряхивает пепел.

- В основе бульварного чтива принцип мгновенного удовлетворения потребностей

читателя, - для Никиты все-таки привычнее общаться со студентами, нежели исповедаться,

поэтому он развивает тему, представляющую, на его взгляд, больший интерес, и даже не

115

косится в сторону нетерпеливой Адель. – Скажем, после тяжелого рабочего дня на заводе

или многочасовой возни с посудой и пеленками в будущем читателе/читательнице

скапливаются неудовлетворенные потребности личного характера. В общем, в нем назревает

банальная потребность в дозе счастья. Он может забыться, посмотрев телевизор, выпив,

пообщавшись с друзьями, но он также способен выбрать путь временной

самоидентификации с каким-то образом, героем. Для этого подойдет и легкий фильм, и

книга. Главное, чтобы выбранный герой вел более славную жизнь, чем читатель/зритель.

Происходит самоидентификация: в случае развлекательного романа читатель представляет

себя на месте совершенного героя и испытывает временное, иллюзорное счастье.

Эмоциональное, сродни инъекции наркотика. Мужчина волен идентифицировать себя с

каким-нибудь суперменом, одолевающим всех противников, получающим в конце и деньги,

и красавицу. Женщина может представить себя на месте героини любовного романа,

благолепно страдающей в мире роскоши и обретающей в конце принца на белом коне. В

процессе подобного чтения удовлетворяются самые примитивные инстинкты: на сцене

перестрелки или драки читатель-мужчина расходует накопившееся в нем за день желание

насилия; женщина-читательница получает временное эротическое удовлетворение,

представив себя в объятиях литературного рыцаря. Это все грубо говоря.

- Но что плохого? – вставляешь ты.

- Плохо то, что развлекательный роман дарит временное удовлетворение на самом

примитивном уровне. Читатель остается с иллюзией счастья, хотя ни одна из его проблем не

была решена. И прочитанное, в силу односложности написанного, не подтолкнет его к

действиям, не вдохновит на изменения существующей, неудовлетворительной ситуации. В

конце концов, ни на йоту не расширит его неактивное сознание. Он или она так и останутся

со своей болью и несчастьем, иногда обращаясь к бульварному роману как к наркотику,

дарующему забвенье. Что же в этом хорошего? Здесь нет никакой личностной эволюции.

Когда как литература более высокого уровня и особенно классика, опять же грубо говоря,

заставляют читателя думать, сопереживать через самоидентификацию или стороннее