Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

определенный набор повторяющихся болезней; повторяющиеся ситуации, в которых человек

испытывает страдания; повторяющиеся состояния. Для выявления этих закономерностей

надо развивать в себе наблюдательность. Страдания человека никогда не отличаются

разнообразием и в сущности однотипны, потому что он раз за разом нарушает одни и те же

законы и допускает одинаковые ошибки. Повторы – это подтверждение заслуженности

страданий и боли. Если бы человек не заслуживал своих страданий, – в них не было бы

никакой системы, они были бы случайны и, следовательно, разнообразней и хаотичней.

Зачем я тебе все это рассказываю, почему я продолжаю тешить себя надеждой, что ты

меня слышишь? События последних дней и меня научили многому. На твоем примере я

хотел доказать, что, выработав определенную систему наказаний и поощрений, ангел-

хранитель может не только вывести подопечного на верный путь и заставить его думать о

собственной душе, но и помочь человеку поверить в Бога, указать этот священный путь.

Сначала опыт шел удачно, а теперь мы имеем то, что имеем – дело об измельчении твоей

души утверждено.

Я не учел основополагающего момента. Причиняя тебе благотворную боль, проектируя

ситуации, могущие пробудить в тебе духовные желания, сводя с людьми, которые научили

бы тебя чему-то и дали полезную информацию, – предпринимая все это, я совершенно забыл

об одной детали. Как бы я ни изворачивался, у меня ровным счетом ничего не выйдет, если

ТЫ не захочешь спастись. Ангел-хранитель может быть первоклассным научным

работником, но его опыты так и останутся чистой теорией, если доверенный ему человек не

примет самого активного участия в собственной судьбе. Ведь окончательное решение

погибнуть или возродиться всегда остается за тобой.

Только что, несмотря на оборвавшуюся связь, мне все-таки удалось вызволить тебя. За

последние пять дней я, наверное, нарушил абсолютно все правила, какие только мог, но, в

конце концов, меня ведь так и не оповестили, что твое дело закрыто. При ближайшем

рассмотрении я веду себя, как и положено ангелу-хранителю, – всеми способами пытаюсь

спасти шкуру подопечного, хотя, признаю, реакции мои, действительно, чересчур для

хранителя эмоциональные (видимо, это интоксикация спорами земных состояний). Сообщат

мне официально или нет, – уже неважно. Я прекрасно чувствую и понимаю, что больше

никак не смогу тебе помочь. Без преувеличения, теперь все зависит исключительно от тебя.

Но если ты сейчас же попадешь под другую машину или умрешь от какого-нибудь приступа,

я этому даже не удивлюсь.

Ты поднимаешься с земли, ошалело смотришь вокруг и возвращаешься домой, на этот

раз без происшествий. А я плетусь за тобой.

* * *

Пар нервно дергался у ее разомкнутых губ. Зоя Григорьевна выбралась из машины,

держа руку на сердце, и, хотя все обошлось, ей никак не удавалось справиться с дрожью в

вечно чем-то недовольном теле. «Бесстыдница, - корила она себя мысленно. – Вечно только

о себе и думаешь, а ведь пострадала вовсе не ты». Дрожала продавщица книжной лавки еще

оттого, что на улице было нестерпимо холодно, так морозно, что даже зевак среди прохожих

не выискалось. А ведь она дала им повод таращить глаза.

Минуту назад Зоя Григорьевна чуть не убила человека. Кто-то безумный, словно

загнанное животное, прыгнул под колеса ее «Лады», и только в последнюю секунду удалось

разминуться. Начав водить совсем недавно, пожилая женщина боялась кого-нибудь сбить

даже больше, чем попасть в автокатастрофу, и поэтому неизменно вела себя за рулем

внимательно, ни на секунду не забывая о легкомысленных прохожих. Рискуя прогневить

109

других водителей, она даже ездила всегда на небольшой скорости. Это, наверное, и спасло

неосторожного пешехода.

Но пока, к сожалению, нельзя было с точностью утверждать, что помощь не требуется, и

Зоя Григорьевна поспешно вызвала своего сына-врача, оказавшегося в тот момент

неподалеку. Пострадавший же тем временем как раз встал с покрытой снегом земли и

медленно, как ни в чем не бывало, двинулся по тротуару. Из-за бесформенного пальто и

низко натянутой вязаной шапки, Зоя Григорьевна никак не могла определить, мужчина это

или женщина. Но она все равно крикнула в спину незнакомцу:

- Подождите! Вдруг что-нибудь серьезное! Я отвезу вас в больницу.

Темный, холодный воздух моментально проглотил ее слова, а странный прохожий исчез

за углом, не обернувшись. Старушка хотела было последовать за ним, но вдруг испугалась и

замерла на месте. И вовсе не из-за того, что этот неизвестный, он ли, она ли, мог оказаться

агрессивным пьяницей. Зоя Григорьевна неосознанно испугалась чего-то другого.

- Мама! Ну что?! Как ты? – из остановившейся около машины вылез Сергей. Обычно он

пропадал в Петербурге, где руководил успешной частной клиникой, но, прознав, что в его

родном городе собираются закрыть единственный травмпункт (там некогда началась его

карьера), вернулся на время в Вышний. Чтобы хоть как-то помочь.

- Все хорошо, сыночек, - успокоила его Зоя Григорьевна, гладя маленькой ладошкой по

небритой щеке.

- А где же пострадавший? Обязательно надо его осмотреть, это ведь не шутки.

- Он ушел. По-моему, даже ничего не понял. Или она, точно не знаю.

- Аффект, - тревожно констатировал Сергей Владимирович. – Я догоню. В какую мне

сторону?

- Туда…

Сергей сорвался с места, но Зоя Григорьевна в тот же момент вскрикнула и начала

молить его вернуться.

- Сережа, нет! Не надо! Я боюсь, Сережа…

Нехотя, но и встревоженный ее странным поведением, он все-таки возвратился. Сергей

Владимирович, выше на две головы, взял лицо матери в руки и внимательно посмотрел ей в

глаза.

- Все хорошо, говоришь? А ты уверена, что сама не пострадала? Ты ни обо что не

ударялась? Господи, - его пронзила неожиданная догадка, - он не сделал тебе ничего

плохого?!

- Что ты! – Зоя Григорьевна даже рассмеялась, – в сыне по-прежнему было сильно это

чуть неуклюжее, но очень милое желание защищать ее. – Сам успокойся. Вечно ты о

медицине. Я, к счастью, цела.

- А он…

- Может, она.

- Неважно. Обязательно надо осмотреть, ты понимаешь? В состоянии шока люди ведут

себя очень необдуманно, сами себе вредят. Давай я все-таки…

- Нет, Сергей, - Зоя Григорьевна вдруг помрачнела. – Тут не поможешь. Мне

показалось… Я вдруг почувствовала, что этот человек безумен. Вдруг он набросится на

тебя?

Сергей Владимирович (широкоплечий, по старой привычке ворочает каждое утро

штангу, однажды служил в горячей точке военным врачом), он на слова матери только