Дима - o f2ea2a4db566d77d

подруге, то ли собирался последовать за ней. Даже рот приоткрыл. Но затем, странно дёрнув

головой, сел обратно на своё место и молча уставился в пол.

Насколько Илья мог судить по изученным за несколько часов материалам, Серебряков

предпринял своего рода попытку сравнительного анализа всех изданных в России азбук,

включая советские, дореволюционные и новейшие российские издания. Собирал ли он этот

материал для научной работы или ради собственного развлечения, понять было невозможно.

Также его увлекала тема Зимней войны – советско-финской войны 1939-1940 годов – но

записей, касающихся этого вопроса, в серебряковских тетрадях оказалось гораздо больше, и

Илья, сам филолог, решил пока сконцентрироваться на азбучных реестрах.

Почерк аккуратный, ровный – ветеран, судя по всему, был чистюлей, хотя не без

эксцентричностей. Порой во время чтения у Ильи даже возникало ощущение, что перед ним

настоящие записки сумасшедшего. Так, например, описывая рукописную «Азбуку в

научение младым детям» 1643 года, Серебряков вдруг начал материться – всё тем же

аккуратным и ровным почерком записал все свои сквернословия в тетрадь, на что у него

ушло четыре небольших абзаца. Возможно, в тот момент он находился в библиотеке, не мог

ругаться вслух, так что предпочёл вписать всё в собственный конспект. Причиной его

раздражения, как решил Илья, явилась сама азбука, написанная церковно-славянским –

красивой, но совершенно не понятной для непосвящённого чернильной вязью.

Поначалу Серебряков пытался воспроизводить куски вязи в своих записях, но, должно

быть, отчаявшись, разразился потоком матерщины. За этим следовали жалобы старика на

какой-то заговор – мол, азбука специально такая непонятная, чтобы он не сумел раскрыть её

тайны, что в этом замешаны определённые люди и в следующий раз надо попасть в

библиотеку незаметно. В конце ветеран также клялся раскрыть заговор и написал что-то

совсем невнятное о единственной иллюстрации этой азбуки – изображении то ли звезды, то

ли солнца с человечьим ликом.

Иллюстрациям в азбуках Серебряков, похоже, приписывал особую роль. Основная часть

его записей как раз и состояла из специфических описаний азбук, – старик кропотливо

перечислял иллюстрации, символизировавшие буквы алфавита в каждом конкретном

букваре. Выглядело это так:

Добужинский М. Весёлая азбука. Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1925.

А → акробат

Б → бабочка

В → водолаз

Г → градусник

Д → добрый слон (с котёнком на хоботе и лейкой)

Е/Ё → ёжик в ермолке

Ж → живописец

З → злая птичка (обделала шляпку)

И → изобретатель

Й → отсутствует

К → конькобежец

и так далее

95

Иногда реестры сопровождались особыми комментариями и пометками ветерана, в случае

азбуки Добужинского, например, шли вопросы: «Первый год за границей?» (видимо,

Серебрякова интересовало, где находился Добужинский, когда вышла его азбука, ведь в 1924

году он уехал из России) и «Посвятил рисунки Валерику. Сыну?». Рядом с перечнями

иллюстраций или после них неизменно оказывалось что-то вроде шкалы баллов, они

выставлялись за сокращениями, и хотя Илья долго не мог их расшифровать, он сразу

догадался, что они представляют собой категории, которыми Серебряков оперировал в своём

исследовании. Азбуке 1972 года (составители: Янковская, Воскресенская; художники:

Гагаркина, Викторова) соответствовала такая шкала:

соц. а. → 10

дет. м. → 10

дух. а. → ?

абстр. → 2

акт. в. → 3

мист. → 0

Илья не ошибся. В некоторых местах Серебряков писал слова полностью, так что

расшифровать, в конце концов, удалось все сокращения. Получалось, что старик выставлял

каждой азбуке баллы по следующим критериям: социальная адаптация; детский мир;

духовная активация; абстрактное мышление; активация воображения; мистические

настроения. Но присутствовал ещё один аспект, особенно интересовавший ветерана. Он

внимательно следил, наличествуют ли в азбуках отсылки к «животному миру» или – другое

часто используемое им слово – «живности». Например, азбука Янковской и Воскресенской

сопровождалась следующими комментариями: «Животный мир – 50% (чаще живность в

быту + сказоч. персонажи), на обложке – живность + дети».

Серебряковские записи содержали и просто занимательную информацию – Илья не скучал,

то и дело натыкаясь на что-нибудь любопытное. Забавной оказалась судьба буквы «Й». В

советские времена «Й» чаще всего символизировал «Йод», в современных азбуках «Йод»

сменили «Йогурт» и даже «Йог». Параллельно Серебряков задавался комичным вопросом,

что лучше и предпочтительней, чтобы дети с юных лет знали о предназначении йода или о

существовании йогов? Впрочем, в некоторых азбуках йог сам пользовался йодом. «Й» часто

оставалось вовсе без изображения, так по неизвестной причине не удостоил букву

вниманием Самуил Маршак. Более же изобретательные и смелые авторы использовали слова

с «Й» на конце или в середине: бай-бай (Бенуа), поиграй-ка, зайка (Благина), воробей

(Янковская, Воскресенская), зимовье зверей, зайка косой (Маврина).

Особенно заинтересовало Илью описание «Азбуки в картинках» Александра Бенуа – по

этой азбуке он сам впервые познакомился с русским алфавитом. В библиотеке его родителей

хранилось даже два издания азбуки Бенуа: оригинальное, 1904 года выпуска, и позднейшее

переиздание, вскоре пополнившееся рисунками-каракулями самого Ильи, тогда совсем ещё

несмышлёныша. В детстве он обожал эту книгу и продолжал высоко ценить до сих пор – за

уникальность и эстетическое совершенство, а вот Серебряков, судя по шкале выставленных

им баллов, реагировал более сдержанно.

На взгляд исследователя, «Азбука в картинках» Бенуа, действительно, активировала

воображение, обладала высоким уровнем абстракции и могла способствовать духовному

развитию ребёнка. И хотя он признавал её чуть ли не единственной русской азбукой,

максимально насыщенной по части мистических настроений, в социальный потенциал

работы Бенуа Серебряков не верил, поставив азбуке по этой позиции всего два балла. Да и

мистические настроения, как он приписал сбоку, в таком количестве могли способствовать

развитию в детях неврастении. Особенно Серебрякова возмутило изображение каннибала,

поедающего оторванную ногу белого человека (Ѣ «Ять» → еда).

96

Илья только пожал плечами. Его не задела характеристика любимой азбуки, но и

прислушиваться к ней он не собирался. Пожилой Серебряков, скорее всего, рассуждал с

позиции консервативного советского человека. Родители же Ильи не только охотно