Дима - o f2ea2a4db566d77d

жаргонизмы, намеренное искривление человеческого языка и мат. Всё это «черновина», суть

и наполнение растительно-животного мира, прорвавшаяся по какой-то причине и с

неизвестными целями в мир людей.

Серебряков проводил параллель с древнекитайским мифом, согласно которому у

потусторонних сущностей ноги повёрнуты наоборот, а языки растут в обратном

направлении, что и становится причиной неразборчивой «антиречи», и ещё упоминал

«антипищу», например, нечистоты, уже в сибирских мифах являющиеся едой демонических

персонажей. Носителями же «антиречи» Серебряков называет тех «новых людей», которые

не достаточно «ассимилировались», по сути, оставшись сгустками другого мира и имея от

человеческого только внешнюю материальную оболочку.

«Антиречью» можно и заразиться, и примечательно, что именно дети охотнее всего

перенимают из языка взрослых самые яркие элементы «антиречи». Серебряков также

вскользь говорил о возможности «прижизненных» переходов обратно в дематериальный

мир, в качестве примера приводя отчего-то избушку бабы-яги, которая как бы находится на

рубеже двух миров – для того, чтобы проникнуть в иной мир, необходимо повернуть

избушку. Таким образом желающий оказывается на территории «оборотного» языка – там,

где «черновине» уже нет нужды чем-либо прикидываться, «во чреве черновины».

Илья наконец одёрнул себя. Стоило ли относиться серьёзно к этим записям и

рассуждениям, так в них углубляться? Вдруг Серебряков – обыкновенный сумасшедший. Да

и задачу перед Ильёй ставили другую – не запоздалым ценителем стать, а обнаружить хоть

какое-то объяснение неожиданному самоубийству ветерана. Один раз он упоминал некий

заговор, но слишком уж вскользь, невнятно, чтобы делать из этого какие-то выводы.

Конкретной же предсмертной записки в тетрадях Серебрякова не содержалось, а, значит, и

смысла возиться с ними дальше не было. Остались ещё тетради, посвящённые войне, но

Илья решил заняться ими в следующий раз.

Чтобы немного размяться, юноша отправился на прогулку в лес – ни Яши, ни Вики в доме

или поблизости он не нашёл. Глаза Ильи от долгого внимательного чтения очень устали, и

объекты вокруг теперь казались немного расфокусированными. Так юноша шёл через

притихшую деревню в сторону леса и «неожиданно ловит себя на мысли, что серебряковская

теория его не отпустила. Илью как будто задело упоминание о мате как ярком примере

«антиречи», и мысли о сквернословных абзацах Серебрякова тоже не дают покоя. Он

вспоминает историю из детства».

«В том году, когда Илье исполнилось семь лет, его бабушка и дедушка по материнской

линии попали в автокатастрофу. Они возвращались с дачи и, чтобы срезать путь, поехали по

только что заасфальтированной дороге. В тот вечер за рулём оказался дедушка Ильи. По

какой-то причине он не справился с управлением, и автомобиль буквально сплющило о

пассажирский автобус, с которым они столкнулись. Бабушка умерла на месте. Дедушка ещё

около месяца лежал в коме и скончался в больнице, так и не придя в сознание».

«Вспоминает же Илья эту историю из-за своей матери. Узнав о трагедии, она надолго впала

в оцепенение. Илья снова видит будто бы резиновые руки матери, безвольно свисающие,

когда она ходит, её остекленевшие глаза. Мальчику казалось, что это и не его мама вовсе,

что её подменили на ту – резиновую, она совсем ни на что не реагировала, хотя продолжала

выполнять примитивные действия, словно её выключили только частично».

«Вывел мать Ильи из этого состояния врач, лечивший в тот момент деда. Однажды он

увидел её в палате, такую оцепеневшую, вместе с перепуганным ребёнком, тщетно за неё

100

цеплявшимся, и прямо в присутствии маленького Ильи обругал женщину матом. Из этой

жёсткой, долгой ругани, конечно, чётко вырисовывалась одна мысль: «У тебя ребёнок. Не

имеешь права. Немедленно возьми себя в руки». И это сработало. Очень скоро она пришла в

себя. Илья предполагает – как будто до тех пор гуляла где-то в «оборотном» мире, возможно

в поисках собственных родителей, и врач вывернул её назад, обратившись к ней на том

единственном языке, который она в тот момент могла услышать и понять. Это и была

«антиречь».

Погрузившись в воспоминания, Илья и не заметил, как оказался в лесу. Уже некоторое

время он стоял в задумчивости на одном месте. Юноша начал вдруг часто-часто смаргивать

и посмотрел себе под ноги. «Позже, когда ему удаётся наконец успокоиться и здраво оценить

случившееся, Илья сваливает всё на переутомленное зрение, считает, что именно оно

породило галлюцинацию. Но это потом», а сейчас он просто взглянул себе под ноги и

увидел, как к его ногам подкрались три маленьких кустика.

Они еле заметно, но быстро перебирали ножками-корнями, передвигаясь по земле, как

водомерки по речной глади. Приблизились вплотную к ногам Ильи и стали то ли

поглаживать, то ли обнюхивать ярко-зелёными листочками штанины его брюк. В долю

секунды, ничего ещё толком не осознав, Илья пригляделся к этим кустикам и различил, как

они вибрируют. Листва кустиков, их веточки, мелкие сучочки, шероховатости тонкой коры –

всё это состояло из миниатюрных, подвижный сосудиков, непрерывных словесных

ленточек…

…листоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклисток…

…листоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклистоклисток…

…зелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёныйзелёный…

…веточкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочкаветочка…

…коракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракора…

…коракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракоракора…

Эти ленточки и слова переплетались друг с другом, перетекали друг в друга, искрили,

вибрировали общим неразрывным полотном. Илья умел читать на итальянском, английском

и немецком языках, и стоило только ему об этом вспомнить, как среди русских слов в

ленточках моментально запестрели, затрепыхались – иностранные, обозначающие в

переводе те же самые слова. Видение и его осознание Ильёй длилось не больше двух секунд,

после которых тело молодого человека покрылось испариной, а полость рта заполнилась

привкусом надвигающейся тошноты. Илья пришёл в ужасе.

Он сорвался с места и бросился, что есть мочи, из леса в сторону деревни, кожей под

брюками всё ещё ощущая слабые, но настойчивые прикосновения кустиков. На бегу Илья

вскрикивал что-то неразборчивое и почти в бреду. «Он не отдаёт себе отчёта, но на самом